Блистательный маркиз
Шрифт:
Честно говоря, он не мог припомнить более скучного расследования.
Джеймс не слишком обольщался, что обнаружит что-либо существенное, учитывая тот факт, что шантажист добрался до его тетки в Суррее. Но поскольку никаких улик в Дэнбери-Хаусе не нашлось, он решил попытать счастья в Лондоне. Если шантажист проник в тайну Агаты через светскую мельницу, неутомимо перемалывавшую всевозможные слухи, то не исключено, что кто-нибудь в Лондоне что-нибудь да знает.
Однако Джеймса ждало горькое разочарование.
Ему ничего не
Графиня яростно возражала против его отъезда. Она была убеждена, что шантажист затаился в Суррее, в темных закоулках Дэнбери-Хауса. Джеймс уехал, оставив тетку в самом скверном расположении духа, мрачную и раздраженную почище ее кота.
Джеймс поморщился при мысли о бедной Элизабет, вынужденной провести всю неделю в обществе недовольной графини. Впрочем, он не сомневался, что если кто-нибудь и способен вернуть Агате хорошее настроение, так это Элизабет.
Итак, три дня. Он посвятит своим лондонским изысканиям еще три дня и ни минуты больше. Три дня, а затем он вернется в Дэнбери-Хаус, сообщит тетке о неудаче в расследовании и объявит о своих намерениях в отношении Элизабет.
Через три дня он начнет свою жизнь с новой страницы.
Ближе к вечеру в пятницу Дэнбери-Хаус напоминал осажденную крепость. Элизабет битый час отсиживалась в библиотеке в надежде спрятаться от армии слуг, занимавшихся последними приготовлениями к ночному торжеству. Но и там не было спасения от их лихорадочной активности. По настоянию графини Элизабет осталась в Дэнбери-Хаусе после работы. Предложение показалось ей разумным, поскольку избавляло от необходимости идти домой, а потом возвращаться назад уже в маскарадном костюме. Однако тем самым она лишилась хотя бы нескольких минут покоя.
Не считать же время, проведенное в библиотеке. О каком покое может идти речь, когда не меньше пяти раз в дверь барабанили слуги, интересуясь ее мнением по самым пустячным вопросам? Кончилось тем, что Элизабет, воздев к небу руки, в исступлении заорала:
— Спросите леди Дэнбери!
Как только первый экипаж подкатил по подъездной аллее, Элизабет кинулась наверх в комнату, которую леди Дэнбери отвела ей на этот вечер. Жуткий костюм пастушки висел в гардеробе вместе с пастушьим посохом, приставленным к задней стенке.
Элизабет плюхнулась на кровать. Она не имела ни малейшего желания появляться в числе первых, полагая, что большую часть вечера проведет в одиночестве. И хотя ее вполне устраивала собственная компания, ей совсем не хотелось, чтобы это бросалось в глаза. Если она появится, когда бал будет в разгаре, то сможет затеряться в толпе. К этому времени гости леди Дэнбери будут
Однако вопреки ее ожиданиям гости хлынули сплошным потоком, а не тоненьким ручейком. Зная леди Дэнбери, Элизабет не сомневалась, что графиня стащит ее вниз за волосы, если она будет и дальше откладывать свой выход. И посему поспешно натянула костюм пастушки, закрепила маску из перьев, о которой также позаботилась леди Дэнбери, и встала перед зеркалом.
— Я выгляжу смешно, — сообщила она своему отражению. — Невероятно смешно.
Ее белое платье представляло собой множество складок и оборок, отделанных таким количеством кружев, которое едва ли могла позволить себе пастушка. А лиф, может, и не совсем неприличный, был вырезан значительно глубже, чем она привыкла носить.
— Как будто в таком виде можно бегать по лугам, — пробормотала она, одергивая платье. Маловероятно также, что пастушки расхаживают в масках из перьев, но все это казалось Элизабет мелким неудобством по сравнению с обнаженной грудью, выставленной на всеобщее обозрение. — А, плевать! — сказала она. — Меня все равно никто не узнает. А если кто-нибудь позволит себе лишнее — что ж, у меня есть эта дурацкая палка.
С этими словами Элизабет схватила посох и ткнула им в воздух, наподобие шпаги. Должным образом вооруженная, она вышла из комнаты и зашагала по коридору. Однако не успела она добраться до лестницы, как одна из дверей распахнулась и выскочившая оттуда женщина в костюме тыквы налетела на Элизабет.
Они шлепнулись на ковер, рассыпаясь в извинениях. Кое-как поднявшись на ноги, Элизабет повернулась к тыкве, все еще сидевшей на полу.
— Вам помочь? — спросила она.
Тыква, сжимая в руке свою зеленую маску, кивнула:
— Благодарю вас. Боюсь, в последнее время я стала ужасно неуклюжей.
Элизабет удивленно заморгала, но затем поняла, что тыква — дама! Надо перестать называть ее тыквой.
— О нет! — воскликнула Элизабет, упав на колени. — С вами все в порядке? Ваш… — Она указала на живот дамы, хотя в костюме тыквы не так-то просто определить, где именно он находится.
— Я в порядке, — заверила ее дама. — Пострадала только гордость, уверяю вас.
— Позвольте вам помочь. — Несмотря на костюмы, стеснявшие движения, Элизабет в конечном итоге удалось поставить даму на ноги.
— Мне ужасно жаль, что я налетела на вас, — извинилась та. — Дело в том, что я слишком задержалась, а зная своего мужа, могу себе представить, что он уже в нетерпении постукивает ногой по полу…
— Не стоит беспокоиться, — заверила ее Элизабет. А затем, поскольку дама выглядела необыкновенно дружелюбно в своем костюме тыквы, добавила:
— Собственно говоря, я вам даже признательна. Возможно, это первый случай в моей жизни, когда не я являюсь причиной подобного происшествия. Я ужасно неуклюжая.