Ближе к истине
Шрифт:
— И вообще мы живем по режиму, — с легким ему — щением сказала она. — Как ты, помнится, говорил — «прижиму».
По прижиму так по прижиму. Я легко вживаюсь в обстановку.
Она с ходу вводит меня в курс этого самого режима. Подъем в 7.00. До семи в доме гробовая тишина: если кто и проснулся раньше, не должен мешать другому спать. Я уточняю:
— Что, и все лежат до семи?
— Лежат тихонько. Пока не запикают у нас часы…
Да — а! Прижим.
Я поторапливаюсь. Снизу наплывают запахи вкусного, на часах без десяти
— Папа — а-а! — с растяжкой на втором «а». — Ужин!
Данни как бы передразнивает ее:
— Гранпа — а-а! Уозен!
Это его «уозен» неподражаемо.
Спускаюсь в столовую. Все уже на месте. Ждут меня. Извиняюсь, берусь на ложку. Надя тихонько останавливает: «У нас сначала молитва». И только после молитвы, коротенькой, в пять — шесть слов, — благодарение Богу за еду — принимаемся. Молитву произносит кто-нибудь один, поочередно. Данни — тот нараспев. Я не в счет. Таковы традиции, как я понял.
За ужином начинается оживленный разговор. Оказывается, именно за столом все выговариваются. И без дискриминации по возрасту. Странно! У нас наоборот: «Когда я ем — я глух и нем». Правда, молодое поколение, например, мой внук Женька пошел дальше европейцев: он не только не молчит ни секунды за столом, но и не посидит спокойно. Мы и в этом впереди планеты всей.
После ужина, который завершается сладким (пудингом), — фрукты. По желанию. И под занавес кто-нибудь из детей приносит красивый жестяной коробок с конфетами.
Потом дети идут играть во двор. По ихнему сад. (Гаден).
Двор довольно просторный. Посредине зеленый газон. По — над забором — деревья: развесистый, приземистый дуб, могучие ивы с ветвями до земли, рощица кустарниковой бузины, сирень. В дальнем левом углу — одинокая
береза. Перед площадкой, что иод внутренними окнами дома, — ряд молодых ясеней.
Вечерние игры у детей спокойные, чтоб расслабиться перед сном. Отбой в 19.00. И ни минутой позже. Днем они не снят.
Мы, взрослые, немного «сумерничаем» в гостиной. Я досказываю новости, которые привез с собой. С нами старшенькая Люся. Ей разрешается побыть с нами до половины девятого, девяти. Она сидит на диване, скрестив ноги, читает и слушает наш разговор. Потом прощается и уходит спать.
Через некоторое время встаю и я с кресла: пора отдыхать. Все-таки с дороги. Гут найт (Спокойной ночи).
Надя и Марк остаются еще. Они будут смотреть передачу из Атланты. Олимпийские игры. И составлять (уточнять) планы на завтра.
Я поднимаюсь к себе, кое-что дописываю в дневник и., тушу свет.
Здесь свет тушится щелчком вверх. И в этом не как у нас! Ложусь и улыбаюсь в темноте: все не так! И подушка продолговатая. У нас подушки квадратные…
Засыпаю умиротворенно. Мне кажется сквозь сон, что я лежу посреди Земли всей…
2. Крупные мелочи быта
Прежде
Я, оглушенный, на первых порах, красивым изобилием, изящным сервисом и порядком, сказал как-то Марку, когда мы «сумерничали» в гостиной. Мол, чувствуется, что правители и народ Англии трудятся.
Он как-то без энтузиазма ответил в том духе, что, мол, да, каждый стремится заработать деньги. Старается. В том числе и правители.
— Ну, хоть стараются, — сказал я. — И стараются, наверно, не так уж плохо, если всего в достатке, и все по уму.
— Далеко не все… — скептически заметил он. — До того, чтоб все было по уму, еще далеко.
Наверно, он прав. Истина не в самой истине, как любил говаривать Лев Николаевич Толстой, а в искании ее. Так и здесь — совершенство жизни не в достигнутом совершенстве, а в безостановочном искании этого совершенства.
Ему, англичанину, виднее про Англию. Тем более он вращается в таких кругах, где мыслят. Работает в Хансарде. Есть такое издание при Парламенте.
Интересно высказался о нашей, в России, перестройке: «Англичане говорят, — не надо ремонтировать то, что еще работает».
Согласен с ним на сто процентов. Даже простой полуграмотный мужик вокруг старого дома сложит сначала новые стены, крышу наведет, а потом только рушит старый дом. Это и ежу понятно. Только не нашим горе-реформаторам.
Я смотрю на оконные и дверные рамы и переплеты на них. Сработаны они из пластмассы высочайшего качества. Прочной и инертной к температурным колебаниям. Стекла в них сплошные и двойные Переплеты между стеклами. (Внутри, не снаружи). Это чтоб легче было хозяйке мыть. И между стеклами вакуум. Чтоб не запотевало.
И само стекло идеальной чистоты. Так что кажется, будто вообще нет стекол.
Открываются окна и двери по горизонтали и по вертикали. Поворотом одной единственной ручки. Мелочь!..
Но вот Надя возится на кухне. Перед нею окно во двор. Она видит играющих во дворе детей. Если надо что-то крикнуть им, она поворотом ручки открывает окно. По вертикали. Потому что если открывать по горизонтали, надо сначала убрать с подоконника. К тому же при открытом вертикально окне сквозняк идет поверху.
Кстати, помыть оконные и дверные стекла — минутное дело. И даже приятное. Пшикнул специальным средством на специальную салфетку, потер, и стекло чистое.
Да! Специальная салфетка. Вроде из ткани и… вроде из бумаги. Этакий гибрид. Но вытирает хорошо и жадно впитывает влагу. И пришло ж кому-то в голову. Мелочь! Это не открытие полюса Земли. А поди ж ты, приятно. Я поработал этой салфеткой, убедился лично.