Ближе к истине
Шрифт:
А вообще мне понравилось в Англии. Понравилось у дочери. Двадцать семь дней, которые я прожил у них, я считаю самыми счастливыми в моей жизни. Но откуда эти «крамольные» мысли об их жизни? Что именно довлело надо мной? Или со мной что-то неладно? И я сгал подумывать, что нехорошо так: тебя встретили, обласкали, а ты?.. Этот милый прием я относил не только на счет дочери, зятя, внуков, сватов и друзей Нади и Марка, но и в целом
на счет страны. И вдруг такие мысли! Некая подавленность, замешанная на странной неудовлетворенности.
Мне захотелось порассуждать об этом с Надей.
Однаждьгза завтраком объявили программу на 30 июля: едем в Лондон.
И вот 30 июля. Погода так себе. Поэтому берем зонты и куртки на всякий случай. Но Бог миловал — были облака, но не было дождя.
Еще с вечера, перед поездкой, Марк обронил как бы между прочим: Лондон не везде хорош. Мы, мол, будем въезжать с северо — восточной стороны, и именно эта часть столицы не блещет. Я подумал: скромничает! С поправкой на виды некоторых районов нашей Москвы — неблещущая часть Лондона не так уж плохо, наверно, выглядит. Так я подумал. А когда въехали — действительно Лондон в этой своей части не ахти.
Тесные улочки, развороченные стройкой места, захламленные пешеходные тротуары. Много людей, небрежно одетых. Да простят меня мужчины, английские женщины не отличаются особой красотой. Да еще опрощение в одежде совсем делает их неинтересными.
Неряшливые навесы, палатки, крохотные магазинчики, кучи неубранного мусора…
По поводу мусора Марк счел необходимым объясниться. Мол, власти боятся устанавливать контейнеры, в них террористам удобно закладывать взрывные устройства.
Может, оно так и есть. Мне без разницы. Просто констатирую факт.
Проехали над Темзой; по тесным улочкам Сити. Держим курс на Биг — Бен (Большой Бен). Башня с часами на все четыре стороны света. Проезжаем мимо нее и… О, Боже! Въезжаем в какие-то ворота, плотно блокированные полицией. Марк кивает полицейским, они кивают ему. И пропускают. Даже не заглянув в машину. А нас в машине, кроме Марка, еще пятеро: я, Надя и трое внучат (Мы всюду ездили с детьми).
Въезжаем в крохотный дворик. Через него в какой-то подъезд. Это, оказывается подземный гараж… Парламента! Чудеса да и только. Я дома к нам в здание писательской организации не могу пройти без пропуска. Какая — то
«Клариса» влезла в наше здание и чинит бдительность… А тут…
Въезжаем под землю на несколько этажей. Спускаемся по серпантину. Марк ставит свой «Фольксваген», заправляемся прохладной водичкой из термоса и на лифте поднимаемся в само здание Парламента.
Походили по тесным длинным коридорам, вышли на террасу, что над мутной Темзой, где отдыхают парламентарии в перерывах между заседаниями — курят, пьют бельгийское пиво. Покурили, сфотографировались и пошли дальше.
В здании пусто. Только дежурные полицейские, да служащие хозяйственного управления наводят какой-то косметический порядок.
Подошли к дверям кабинета, в котором работает Марк. На дверях табличка «Марк Уотсон». Он закрыт и опечатан на время каникул. Заглядываем через дверное стекло: над столом фотографии Данни и Каролайн. Его любимцы.
Зашли
Дверь закрыта, парламент на каникулах.
Вышли во дворик, без задержки прошли мимо полицейского поста, и по Парламентской улице, мимо памятника Черчиллю, мимо резиденции премьер — министра Джона Мейджера на Даунинг — стрит, 10, где в глубине двора видна знаменитая черная дверь; далее мимо школы конных полицейских, где обучают охранников королевского дворца, — на Трафальгарскую площадь.
Центральная площадь — тесненькая, как и все в Англии. В огороженном центре, где вокруг высоченного столпа — пьедестала, на котором взметнулась фигура адмирала Нельсона, — четыре огромных льва из черного мрамора. Толпы туристов кормят голубей. И мы покормили орешками, которые я привез из России. Туг же магазин, в котором продают корм для птиц.
С площади идем к Букингемскому дворцу. Над ним реет флаг. Это означает, что королева Елизавета в Лондоне.
Прямая, как стрела, улица упирается в роскошное здание дворца. Перед оградой — циклопическая скульптура
королевы Виктории с парящими над ней позолоченными ангелами.
На площади кучкуется народ. В открытые ворота видны шеренги солдат, конная полиция. Играет военный оркестр…
Мы прошли через мостик в прилежащий парк. Там свежий воздух, просторно и зелено. На озере плавают декоративные птицы. Тихо, спокойно, прохладно. Какой-то мальчик бросил обертку от мороженого и не попал в урну. Встал со скамейки, поднял бумажку и бросил ее в урну. Мелочь! Но приятная.
Для детей отгорожен уголок с качелями и песочницей. Малыши копаются в песке, предварительно сняв обувь возле…
В песочнице ни мусоринки, и песок чистый, как стеклышко. На газоне тут и там сидят под столетними дубами и ясенями. Чисто, красиво, безмятежно. Неплохо им тут, за Ла — Маншем…
А ведь было! И Наполеон их воевал. И Гитлер пытался. Но Ла — Манш обоим помешал. Плюс отражательнонаправляющая политика: от себя удар отвели, на Россию направили. Нам пришлось укорачивать пыл агрессорам. В результате они (на Западе) благоденствуют, мы, как всегда, бедствуем. И снова к нам лезут, все поучают. И снова у нас трудности, все чего-то хотят от нас, все чего-то мы хотим…
Хотеть, говорят, не вредно. Напрягаться тоже. Вон без напряжения и особого хотения, утопая в благоденствии, целая нация блекнет на глазах у всего мира. А все потому, что расслабились не в меру. Разомлели от достатка. И не только в любви, даже язык претерпевает «урезекцию». Вместо «гут монин» — просто «монин»; вместо «гуг найт» — просто «найт»; вместо «гут бай» — просто «ба — ай»! Вместо «хэлоу» — «хай»…
Нет, голова и желудок у них работают. А вот душа… Вянет душа. То есть нарушается Закон Божий: из триединства, определенного Создателем, выпадает важное звено. За что Бог и гневается. Мельчит людишек. Так можно и сгинуть с лица Земли.