Ближнее море
Шрифт:
– Может, Родине, – перебил рассказ одетый в шинель статист.
– Кто его знает, – отмахнулся незнакомец, – Родине или Родины…
– Ну все, нам пора. В автобусы вроде как зазывают, – глянув в окно, сообщил кто-то из наших.
Я с сожалением посмотрела на сидящего над давно опустевшей чашкой собеседника. Наверное, следовало попросить визитку, но… какая у него могла быть визитка? Или номер телефона?
– Вы питерский? Может быть, вас подвезти? – неуверенно поинтересовалась я.
– Местный, – отвернулся он, должно быть, досадуя, что не договорил или не успел попросить денег… В 2007-м, через
В 2007 году, как и следовало ожидать, никто не пригласил меня послушать о таинственной Гнедич, а я, будучи полностью поглощенной работой с собственными проектами, совсем позабыла поискать в Сети информацию о возможных мероприятиях, связанных со столетием со дня рождения Т.Г. Гнедич.
«Когда аплодисменты стихли, женский голос крикнул: “Автора!”. В другом конце зала раздался смех. Нетрудно было догадаться, почему засмеялись: шел “Дон Жуан” Байрона. Публика, однако, поняла смысл возгласа, и другие поддержали: “Автора!”. Николай Павлович Акимов, вышедший на сцену со своими актерами, еще раз пожал руку Воропаеву, который играл заглавного героя, и шагнул вперед, к рампе; ему навстречу поднялась женщина в длинном черном платье, похожем на монашеское одеяние. Она сидела в первом ряду и теперь, повинуясь жесту Акимова, присоединилась к нему на подмостках. Сутулая, безнадежно усталая, она смущенно глядела куда-то в сторону. Аплодисменты усилились, несколько зрителей встали, вслед поднялся и весь партер – хлопали стоя. Вдруг мгновенно воцарилась тишина: зал увидел, как женщина в черном, покачнувшись, стала опускаться, – если бы Акимов не подхватил ее, она бы упала. Ее унесли – это был сердечный приступ». (Константин К. Кузминский «Роман с теткой Танькой, или Памяти памятной доски тетки Таньки Гнедич, моей духовной матери»).
Древняя рукопись
В «Театральной лаборатории» режиссера Вадима Максимова практиковались семинары, проводимые самими студийцами. Темы не выбирались, а раздавались или, можно сказать, назначались: «Тебе к такому-то дню подготовить…» – и дальше называлась тема. Например, Сергею Смолякову досталось «Мифологическое мышление» – тема, о которой он до сих пор без внутреннего содрогания не может вспоминать, поскольку так в ней и не разобрался. Правда, за дело взялся рьяно, для начала проработав множество материала, после чего состоялся выбор источника – «Кодзики» [30] , книга или рукопись, на которую ссылался автор статьи.
30
Кодзики («Записи о деяниях древности») – крупнейший памятник древнеяпонской литературы, один из первых письменных памятников, основная священная книга синтоистского троекнижия, включающего в себя помимо «Кодзики» также «Нихонги» («Анналы Японии») и сгоревшие во время пожара в 645 г. «Кудзики» («Записи о минувших делах»).
Ну а дальше как в сказке: выбрал направление – иди. Вот и пошел Смоляков в университетскую библиотеку, где эти самые «Кодзики» числились. Но, как выяснилось, там об этой книге понятия не имеют. Сергей предъявил статью, библиотекари
Чудо номер два – находящийся в фондах библиотеки единственный экземпляр рукописи выдали на руки!
Какое-то время Смоляков носился со своим кладом, изучая его и плохо понимая, что делать дальше. О докладе он благополучно забыл, не до того стало. Вскоре к нему домой позвонили из издательства «Астапресс» с предложением подготовить книгу к изданию.
Шел 1992 год. Ничего еще толком не понимая в книжном бизнесе, Сергей принялся за новое для себя дело. Работе над рукописью способствовала служба Смолякова в охране в режиме «сутки через трое». Вскоре он устроился в издательство, сначала проводя там свободные от основной работы дни, а потом оставив охрану и полностью отдавшись новому интересному делу.
Правда, в то время издательство «Астапресс» уже дышало на ладан и вскоре благополучно загнулось, не найдя денег не то что на издание книги, а даже на то, чтобы вывести текст на принтере.
Тогда эстафету с «Кодзики» подхватило маленькое издательство «Шар», расположенное на территории трикотажной фабрики «Красное знамя». К тому времени Сергей уже получил гранд от японского общества на издание драгоценной рукописи. Драгоценной во всех отношениях, так как «Кодзики» считались утерянными и в Японии книга сохранилась лишь отдельными фрагментами и многочисленными ссылками на то, что когда-то она действительно находилась на островах богини Аматэрасу.
Итак, Сергей спас старинную рукопись, а та в свою очередь замечательным образом отблагодарила его. Через некоторое время после издания книги, устав от безденежья (ему полгода задерживали зарплату), Смоляков ушел из издательства, забрав в качестве оплаты за шесть месяцев работы половину тиража «Кодзики». Свою долю экземпляров он тут же продал за фантастическую по тем временам сумму в семьсот долларов и открыл свое собственное издательство «Гиперион», которое – вот ведь тоже знак судьбы – долгие годы издает японскую литературу.
С Сергеем мы познакомились в театре у Вадима Максимова, а книга «Кодзики» стоит на полке в моей комнате. Отличная, прекрасная книга! Впрочем, со Смоляковым и особенно издательством «Гиперион» меня роднит отнюдь не только страсть к Японии. Ведь именно в «Гиперионе» вышла моя «Изнанка веера»! Такое не забывается!!!
Мама (проходя мимо моей комнаты в кухню):
– Какая сволочь не выключила свет в прихожей? Сколько уже нагорело?!
Через минуту, возвращаясь с подносом:
– И какая гадина выключила свет?!
Рифма
– Рифма – это что-то механическое, она не имеет отношения к поэзии, – объясняет мне пожилой японец, сотрудник популярной газеты «Майнити». – В том, что вы называете «европейской поэзией», много правил, которые можно вызубрить и сочинять стихи. Да что там люди – машины справляются с такой поэзией.
Невольно вспоминается Артюр Рембо: «неупорядоченность в мыслях священна»!
<