Ближний круг госпожи Тань

Си Лиза

Я хвалю ее за смелость и благодарю старших дочерей за помощь. Затем я спрашиваю:

– Сыграем в нашу особую игру? Юэлань и Чуньлань, соберите листья и цветы, я позабочусь о сестре.

Я держу Айлань за локоть, пока она мучительно ковыляет по дорожке и поднимается на каменный мост. Две старшие девочки присоединяются к нам, их ладони похожи на чаши, где лежат лепестки и листья. Мы выстраиваемся рядком, наши юбки развеваются. Каждая из нас держит над водой листок.

Айлань считает:

– Раз, два, три – начали!

Наши листочки, кружась, падают в воду и проплывают под мостом. Я снова держу Айлань за локоть, пока мы переходим на другую сторону моста. На

половине пути я слышу громкий треск. Судорожно вдохнув, Айлань подтягивает ногу, а затем медленно опускает ее на землю. Дочь шатается, и я поддерживаю ее.

– Еще одна косточка сломалась, – говорю я с гордостью. – Каждый день ты делаешь успехи.

Ее лицо становится белым, как брюхо рыбы. Она сглатывает боль, берет себя в руки и делает еще шесть шагов – каждый из которых, должно быть, мучителен – к ограждению, затем хватается за каменные перила, наклоняется и смотрит вниз, на воду. Она пытается скрыть слезы, но течение ручья достаточно спокойное, и они падают на поверхность, как капли дождя. Когда придет время, я обязательно скажу свахе, что каждый крошечный всплеск – знак того, какой женой станет Айлань: старательной, незлобивой и послушной.

Когда ее лист появляется первым, она поднимает на меня глаза. Ее взгляд устремлен вдаль, как бывает при сильной боли, но уголки губ приподнимаются, когда она произносит:

– Смотри, мама. Я победила!

Позже вечером я описываю в своем блокноте случай Иволги. Я подробно излагаю основные моменты, умалчивая о своих чувствах по поводу состояния ее ног. Заканчиваю запись, как обычно, рецептом основного лекарства и добавками, которые сделают его более действенным. Закончив, я иду к кровати. Я оглядываю миниатюрные резные панели из грушевого дерева, запечатлевшие моменты чьего-то семейного счастья. Одна только мысль о том, чтобы поиграть на эрху у ручья… Я трогаю пальцами панель, которая болталась еще в моем детстве. Пошевелив, я вынимаю ее, кладу на маленькую полку с мамиными туфлями свои записи, а затем возвращаю панель на место.

Наконец-то я могу отдохнуть. Свекровь знает, что я продолжаю учиться у бабушки и дедушки, и любезно позволяет мне выезжать из усадьбы. Ее разрешение – еще один способ госпожи Ко проявить власть и держать меня в повиновении. Если бы она узнала, что я заодно навещаю Мэйлин, пресекла бы это немедленно. Общение с простой повитухой или с любой женщиной, вынужденной зарабатывать на жизнь, по мнению моей свекрови, непозволительно. Отказываться от этой части своей жизни я не хочу, но секреты требуют эмоциональной отдачи – в дополнение к привычной усталости, вызванной заботами моего очередного Дня риса и соли. В итоге я совершенно измотана, мой разум опустошен, а по щекам без всякой причины катятся беззвучные слезы.

Сто пульсаций

– Как ты поприветствуешь мужа при встрече? – щебечет Вторая тетушка. С годами ей все сильнее хочется, чтобы ее супруг пришел к власти в особняке, и за добродушной болтовней проступает обида. – По-доброму или…

– …Станешь сетовать, что он не привез тебе рулон шелка…

– …Или нефритовый браслет…

– Или сразу отведешь его в опочивальню, чтобы зачать сына?

Я вглядываюсь в лица женщин, сидящих кружком перед обедом во внутренних покоях. Комната гудит от предвкушения. Мой муж приезжает домой на три месяца. И не один – компанию ему составляет столичный чиновник, по слухам один из самых богатых, образованных, культурных и влиятельных людей в Пекине. У него связи в императорском дворце. Но всех обитательниц внутренних покоев Благоуханной услады потрясает сообщение, что чиновника сопровождают жена

и мать. Путешественники должны скоро прибыть, и мы все навострили уши, прислушиваясь к звукам цимбал, барабанов, хлопушек и рожков, которые всегда сопровождают процессию высокопоставленных чиновников.

Я скромно склоняю голову, как частенько делала Мэйлин.

– Я очень хочу увидеть Маожэня. Мы не виделись уже несколько месяцев.

– В женской природе заложено стремление к язвительности, – замечает Вторая тетушка, – поэтому при встрече с ним изобрази милую улыбку.

Да уж, совет такой же важный, как одно рисовое зернышко в котле. Тем не менее я почтительно киваю:

– Всенепременно, Вторая тетушка.

– В конце концов, – продолжает она, – кто знает, чем и с кем занимаются наши мужья вдали от дома.

– О, да это ревность! – встревает Четвертая тетушка. Все присутствующие отлично знают, что именно это чувство заставляет ее пилить мужа.

– Или зависть, – ворчит из другого конца комнаты одна из наложниц Второго дядюшки. – Кто из присутствующих не слышал, как ты колотишь в дверь, когда господин навещает меня?

Госпожа Ко поднимает руку.

– Хватит!

Тишины хватает на несколько мгновений. Там, где сидят вдовы и старые девы, что-то назревает. Эти старухи порой непредсказуемы. Двоюродная бабушка, которая переехала сюда после того, как вся родня мужа умерла, особенно докучает своей болтовней, однако ее голос звучит непринужденно.

– Многие мужья боятся своих жен.

Головы разворачиваются в сторону Двоюродной бабушки в ожидании истории.

– Однажды мужчины встретились на постоялом дворе, чтобы обсудить, как им быть. Первый сказал: «Я буду бить свою жену, чтобы она стала покорной, как лань весной».

Одна из вдов готова подхватить историю:

– Второй сказал: «Я перестану кормить свою благоверную. Голод укротит ее».

– Третий сказал: «Я привяжу свою жену к кровати, – продолжает Двоюродная бабушка. – Тогда ей не избежать моих чар».

Слушая их, я скучаю по Целомудренной тетушке. Думаю, некоторые из других обитательниц женской половины тоже.

– И вдруг кто появляется? – вопрошает Двоюродная бабушка с притворной тревогой. – Да это же одна из шести бабок, которая зарабатывает на жизнь гаданием. Она предупредила мужей: «Берегитесь! Берегитесь! Ваши жены идут!» И, несмотря на все хвастовство, двое мужчин бросились прочь, как блохи с дохлой кошки. Третий остался сидеть на своем стуле, доказав, что он самый храбрый.

Она многозначительно молчит, чтобы слушательницы успели напрячься. Затем, как делала в прошлом Целомудренная тетушка, подается вперед и повышает голос.

– Но когда два труса наконец собрались с духом, вернулись и подошли к своему другу, обнаружили, что тот умер на месте от страха!

Я присоединяюсь ко всеобщему смеху, но нервничаю сейчас, как невеста. Мне повезло, я люблю мужа, и это чувство взаимно, но отправлять письма на большие расстояния с пешим посыльным – совсем не то же самое, что делить постель.

В этот момент мы слышим первые отзвуки процессии. Госпожа Ко стучит костяшками пальцев по ручке кресла, давая понять, что подзывает меня. Стоя перед ней, я чувствую на себе все взгляды в комнате. Маковка помогла мне с волосами: расчесала их до блеска и заколола лучшими золотыми и нефритовыми шпильками, чтобы украсить высокий пучок. Красная краска на моих губах и румяна на щеках сегодня ярче обычного, и, надеюсь, мое лицо выделяется над белоснежным платьем из тонкого и полупрозрачного, как крыло цикады, шелка. Свекровь скупа на комплименты, как пустыня на воду, но она явно мной довольна.