Близкие миры
Шрифт:
– Везде свои проблемы, – горестно вздохнул Шарп.
В это время дверь открылась, и в комнату ввалились Джонсон, госпожа Игами и Бритый. Гололобый бандит держал в руках огромный пластиковый пакет.
– Доставили все, что нужно. Сейчас состряпаем лекарство, – пояснил Джонсон. – Пусть наш подопечный помолчит. А то язык потом сломает. Или слюна высохнет, сказать ничего не сможет и от огорчения сознание потеряет. А нам все же некогда. Каждая минута на вес золота.
– Хорошо, – кивнул Шарп Давыдову. – Отдыхай.
Несколько минут манипуляций со ступками,
Впрочем, может быть, и не застрелят. Огнестрельного оружия у похитителей не было. Даже пистолет Николая Бритый держал где-то в складках одежды. А вот мечами они размахивали направо и налево и пленника, наверное, намеревались устранить с помощью меча. Откровенно говоря, слабое утешение!
Располосовав коротким кинжалом рукав рубашки, госпожа Игами совсем не по-девичьи вцепилась в руку Давыдова. Не слишком заботясь об ощущениях «пациента», она, не пережимая руки, с трех попыток нашла вену и начала вводить туда раствор. Привязанный Николай не слишком сопротивлялся. Во-первых, руками сильно не пошевелишь. Во-вторых, зачем дергаться? Пусть уж лучше делают внутривенные уколы при бодрствующем сознании, чем бесчувственному телу…
Действие полученного в полевых условиях «правдосказа» оказалось отнюдь не неприятным. Голова Николая неожиданно прояснилась, он даже почувствовал в себе уверенность. Помимо этого накатил сильный и неконтролируемый приступ язвительности. Хотелось немедленно сообщать присутствующим об их недостатках, причем Давыдов чувствовал, что это доставит ему огромное удовольствие.
Но что, если перейти к глобальному обличительству. А еще лучше – дать себе зарок не лгать никогда в жизни. И следовать ему. Быть выше этого. Жить вне лжи. Совсем не так, как он существовал в последние несколько дней. Теперь Давыдов был готов умереть за правду, и сделал бы это с удовольствием, даже в экстазе. Он стал настоящим рыцарем истины.
Заметив, как хитро поблескивают глаза Шарпа, Николай уже собрался выложить ему все, что думает о спецслужбах и их нечистоплотных сотрудниках в общем, и о таких подонках, как сам Шарп, в частности, когда тот задал первый вопрос:
– Вы действительно из другой глобулы?
И Николай почувствовал, что, несмотря на весь свой праведный гнев, направленный на этого человека, он не может оставить без внимания его вопрос. Напротив, должен ответить как можно более по существу и скорее. Уничтожить негодяя своим правдивым ответом.
– Меня переместили, не спрашивая моего согласия, сотрудники Института теоретической и экспериментальной физики, – заявил он. – Я действительно из другой глобулы и совершил материальное перемещение между мирами. Таким образом, я, как и вы, совершенно чужой в этом мире.
– Вы Давыдов? – быстро задала вопрос госпожа Игами.
– Давыдов Николай Васильевич, тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения, русский, паспорт номер…
– Достаточно, –
Похитители переглянулись.
– Любопытно, – процедил Шарп. – Но что нам это дает?
– Не зря же его вызвали из какой-то зачуханной второстепенной глобулы, – заметил Джонсон.
Слово «зачуханной» прозвучало в его устах очень смешно, будто бы он заучивал его несколько дней, но так и не заучил. Потом американец добавил несколько слов по-английски, причем диалект был такой странный, что Давыдов, изучавший язык и в школе, и в университете, не понял почти ничего.
Шарп ответил Джонсону еще на каком-то языке – предположительно на японском. Прощебетала что-то и госпожа Игами. Только Бритый стоял и хлопал глазами, ничего не понимая – так же, как и Давыдов.
Николай, впрочем, давно догадался, что Бритый вряд ли используется в этой странной компании как аналитик.
А то, что похитители до сих пор говорили по-русски, хоть и с акцентом, скорее было силой привычки к конспирации.
– Говори, изучал ли ты материал по теме исследований института? – вновь обратилась госпожа Игами к Давыдову.
– Изучал, – ответил Николай, чувствуя, что горд ость так и распирает его изнутри.
Ведь он – талантливый математик! И разберется в любых формулах за несколько минут. Не то что присутствующие здесь костоломы. К ним он чувствовал глубокое презрение, переходящее в отвращение.
– Данные, данные! – заорал Джонсон.
– Прошу уточнить, – высокомерно произнес Давыдов, чувствуя горячее желание ответить на вопрос, но действительно не уловивший его смысла.
– Что ты знаешь о перебросках между мирами? Теорию, основные формулы, идеи!
Николай приосанился, насколько это можно было сделать в связанном состоянии, и изрек:
– Перемещения между глобулами требуют огромных затрат энергии. Они сопоставимы с энергией аннигиляции количества материи, подлежащей перемещению. Для миров близких порядков этот показатель может быть снижен на три порядка. Для передачи энергии используются специальные аккумуляторы-накопители на подпространственном уровне. «Черные ящики». Они аккумулируют энергию где-то в подпространственной области, а затем высвобождают ее без опасности взрыва.
– Точнее об устройстве «черных ящиков»! – приказал Шарп. Глаза его лихорадочно блестели. – И о теории перехода. Вы не назвали ни одной формулы!
Давыдову вдруг стало мучительно стыдно. Так стыдно, как не было никогда в жизни. Он хотел рассказать Шарпу, Джонсону и госпоже Игами все, до мельчайших подробностей. Но ему нечего было рассказывать. Он не оправдал надежд этих людей! Впрочем, что ему до них? Он показал себя дураком и неучем – положение воистину ужасное!
– Я не знаю, – ответил Давыдов и заплакал. – Не работал над ящиком. И прежний Давыдов не работал, насколько мне известно. Другая область исследования. И в теории я слаб. Не изучил еще формулы. Хотя Савченко торопил меня, велел читать статьи… А я увлекся депутатской работой и интригами.