Близнец Бешеного
Шрифт:
После помывки вновь прибывшие выходили в другую дверь. При выходе они обнаружили странное металлическое сооружение, на котором вперемешку висела их одежда. Кто-то попытался снять свои вещи и тут же отдёрнул руку: вся одежда была раскалена настолько, что можно было получить ожог.
— Ты чо, не знаешь, что они всю одежду через прожарку пропускают, пока ты моешься? — пробурчал один из бывалых зэков.
— А для чего? — спросил тот, что обжёгся.
— Ну ты и лапоть! — усмехнулся «бывалый». — А вдруг у тебя вши или болесть какая? Вот и выжаривают…
После
Когда Серафима привезли в следственный изолятор, Никитич только-только заступил на сутки. Именно он и принёс строптивому новенькому кружку с кипятком, а тот вдруг отказался.
Старший прапорщик заметил и пайку хлеба, к которой несчастный сиделец даже не притронулся.
— Видно судьба тебя, сынок, чем-то сильно тряхнула, если даже кусок в горло не лезет, — задумчиво проговорил Никитич, потом тихо добавил: — А может… — он сделал паузу, — …и злые люди, что вероятнее всего, — и закрыл дверь.
Через пару часов Никитич снова заглянул в глазок камеры-одиночки, однако новенький паренёк находился все в той же позе, а хлеб продолжал оставался целёхоньким.
— Ну-ну, — задумчиво пожал плечами старший прапорщик и удалился.
Сам того не подозревая, Никитич всерьёз заинтересовался этим странным пареньком: прошло уже более шести часов, а тот никак не проявляет себя. Не просится в туалет, не жалуется, не заявляет о своих правах, ничего не ест и не пьёт.
«Интересно, сколько же ты продержишься со своим характером, парень?» — подумал Никитич.
Когда часы отмерили ещё десять часов нахождения Серафима в «стакане», старший прапорщик открыл дверь, ожидая увидеть бедолагу задыхающимся от нехватки воздуха и мокрого от пота. Однако новенький стоял все в той же позе, и его лицо, как и джинсовая куртяшка, продолжали оставаться сухими. Синие глаза паренька смотрели прямо перед собой, и в них не было даже тени усталости.
— Выйди на минутку, хотя бы мышцы разомни, — неожиданно предложил Никитич: почему-то ему действительно стало жалко этого своенравного парня.
Серафим не только не шелохнулся, но даже глазом не моргнул, продолжая смотреть в никуда.
— Ты чо, паря, двужильный, что ля? — искренне удивился старший прапорщик.
И вновь не последовало никакой реакции.
— Ив туалет не хочешь?
Никакого ответа.
— Смотри, тебе виднее, — Никитич пожал плечами и закрыл дверь. — Однако странный парнишка: впервые встречаю такого, — пробормотал он, — такое ощущение, что он все слышит, но… не слышит… — он повторил про себя сказанное и хмыкнул: — Во, старый ты хрен, договорился: слышит и не слышит! Ладноть, часика через три сызнова загляну…
Однако Никитича отвлекли текущие дела, да ещё пришлось разбираться с вновь прибывшим этапом, и он освободился лишь к трём часам ночи, то есть через
— Какой-то ты, действительно, двужильный, паря! — всплеснул руками старый прапорщик, — Столько лет пашу в этой гребанной тюрьме, но с таким фемонемом, — он с трудом попытался выговорить не простое для него слово, наверняка имея в виду понятие феномен, — но с таким, как ты, веришь или нет, а я сталкиваюсь впервые! Может, скажешь что старику?
И впервые Серафим поднял свои синие глаза и в упор взглянул на Никитича. От этого взгляда у старого прапорщика мгновенно выступил на спине холодный пот. Он зябко передёрнул плечами, хотел что-то сказать, но язык словно онемел. Ничего не соображая, старший прапорщик с трудом дотянулся до двери, хлопнул ею, быстро повернул ключ в замке, и несколько минут стоял неподвижно, пытаясь прийти в себя.
— Что это было? — каким-то жалобным тоном произнёс он и тихо добавил, качая головой: — Да, не завидую тем, кто захочет тебя обломать, паря… Пожалуй, пойду, вздремну малость, — сказал он и медленно побрёл в сторону комнаты дежурных, нет-нет да оглядываясь с опаской на дверь, за которой находился странный новенький…
Прожив достаточно долгую жизнь, Филипп Никитович Суходеев впервые сталкивался с тем, чего никак не мог объяснить, и это заставило его всерьёз задуматься о таких сложных материях, как воля Человека, его неисчерпаемых возможностях и о сущности бытия…
Глава 15
НЕ ХОЧЕШЬ — ЗАСТАВИМ!
Сколько бы старый Никитич проспал ещё, неизвестно: его разбудил старший Кум:
— Просыпайся, Никитич, здоровье проспишь, — растормошил он старшего прапорщика.
— Как, неужели смена пришла? — встрепенулся Никитич, но тут же, вспомнив про новенького, взглянул часы, покачал головой и сказал: — Знаешь, Сергей Иванович, столько лет пашу здесь, чай с самого основания тюрьмы, но ни разу не видел, чтобы кто-то просидел в «стакане» более трех-четырех часов, а уже чтобы даже не вспотеть, не пить воды, не притронуться к пайке и даже в туалет не попроситься… и вовсе для меня полная загадка, — он тяжело вздохнул.
— Ты что, Никитич, про новичка говоришь?
— Ну…
— Он что, все ещё в «стакане»? — с удивлением воскликнул старший Кум.
— Вы же сами приказали на двое суток его запереть: уже вторые сутки пошли, — недовольно нахмурился прапорщик.
— Так пошутил я… был тоже был уверен, что он и трех часов не продержится… — с удивлением произнёс Баринов. — Думал, достанет вас своими жалобами, и вы его в камеру бросите.
— А я уверен совсем в другом… — тихо пробурчал старший прапорщик.
— В чём это?
— Сейчас мы откроем «стакан», а наш паренёк как свежий огурчик стоит и в ус не дует, а пайка все так же лежит нетронутой, — твёрдо проговорил Никитич.