Близнецы по несчастью
Шрифт:
– Простите меня, – я попытался пожать его сухую руку. – Однако сейчас все мы просто-напросто выясняем истину. Подозрение с вас снято.
Он вдохнул полной грудью и нашел в себе силы иронически поклониться:
– Благодарю. Только вот как насчет моих друзей? Я не дам их в обиду.
– Не забывайте, сколько нам лет, – чирикнул Прохоренко.
– Не забывайте, кто втянул меня в эту историю, – парировал я. – Разве нельзя было догадаться, сколько нервов будет потрачено?
Я бросил взгляд на Ярослава Ивановича. Он потихоньку отходил от потрясения. Землистые
– Можно продолжать?
– Сделайте одолжение, – бросил Коротков.
– Итак, отметя кандидатуру Черных, я обратил свои взоры на вас.
Коротков и Прохоренко переглянулись:
– На нас? И что вы скажете? Виновны или заслуживают снисхождения?
Григорий Иванович, как школьник, принялся грызть ноготь большого пальца.
– Как вы изволили заметить, я сам написал вам.
Я пожал плечами:
– Это ничего не значит. Некоторые преступники именно так и поступают. Возможно, вы боялись своих товарищей, которые, копнув глубже, сами пришли бы к такому выводу. Ведь вы долго водили их за нос насчет вашего перехода за линию фронта.
Он вспыхнул:
– Это другое…
– Успокойтесь, – мне вовсе не улыбалась мысль отправить в больницу с сердечными приступами всех троих. – Это сделали не вы. Гульнара Мухамедовна подтвердила ваши слова насчет сидения в овраге, хотя это не доказательство вашей невиновности. Своей реабилитации вы обязаны Снежковой, Свиридову и Огуренкову. Перед нашей роковой встречей Татьяна Павловна сообщила: то, что она собирается мне рассказать, – сенсация. Сенсация Снежковой рознь сенсации Коваленко. Южноморск уже несколько недель считает предателем вас. Если бы генерал подтвердил эту версию, она не стала бы сенсационной и Татьяне Павловне не надо было искать со мной встречи, стоило только сказать пару слов по телефону. Нет, ваша боевая подруга хотела сообщить нечто более важное, мало того, она чего-то боялась – и, выходит, не напрасно.
– Совершенно верно, – Коротков с горечью смотрел на меня. – Значит, дело за мной. Интересно, почему вы и меня записали в подозреваемые?
– Котиков запорол вам участие в играх сборной, – спокойно ответил я. – В записках вашей учительницы и в этих старых газетах я нашел ответ на вопрос. Вячеслав Петрович не пустил вас в воспитательных целях. Вы связались с дурной компанией, стали курить, прикладываться к бутылке…
Старик взвился:
– И что с того? Хотите знать правду? Да, я затаил на него злобу и злился ровно месяц. Месяц, слышите? А потом даже преисполнился чувства благодарности. Эти подонки, с которыми я связался, обязательно втянули бы меня в уголовщину, и тогда большой спорт навсегда захлопнул бы передо мной двери.
– Понимаю.
Он до крови закусил губу:
– Меня реабилитировали?
– Читайте, – я кинул ему на колени газету. – Среди погибших была девушка, ваша одноклассница, Динара Серафутдинова. Вы очень любили ее. Из этого я сделал вывод: захоти вы отомстить Котикову, вы придумали бы что-нибудь такое, что погубило бы только вашего командира. А теперь скажите, что это неправда.
Он сделался пунцовым.
– Вам плохо?
Друзья подались к нему. Словно заслоняясь от нас, он поднял ладони:
– Все в порядке. Вы напомнили о Динаре. Я действительно любил ее. И если бы…. – старик стал задыхаться. Теперь за нитроглицерином полез Черных. Я отвернулся к окну. В тот момент мне не хотелось никаких сенсаций – только желание поскорее покончить с этим делом и помочь несчастным старикам владело мною. Помочь обрести покой, невозможный без согласия с самим собой.
– Вы много выяснили, но… – голос Прохоренко звучал словно из другого мира. – Теперь нам хотелось бы услышать, кто же все-таки предал наших товарищей? Кто принес им смерть? Ведь вы это знаете. Не так ли?
Я опустил глаза:
– К сожалению, пока нет. Думаю, без дневника Вячеслава Петровича все же не обойтись. Надо непременно найти его. Вы утверждаете, что его нет ни у одного из вас, – я пытливо посмотрел на каждого.
Они качали головами:
– Мы все отдали бы, чтобы отыскать этот документ, если он существует.
– Думаю, существует, – ответил я уверенно. – Возможно, Снежкова напала на его след и поплатилась жизнью. Впрочем, возможно, при помощи Свиридова она сразу вышла на убийцу.
Старики растерянно молчали.
– Вам о чем-нибудь говорит фраза, которую она написала на полированной поверхности столика? – поинтересовался я. Три товарища пожали плечами.
– Как можно искать среди мертвых? – недоумевал Прохоренко. – Тут бы разобраться с живыми.
– Не хотела ли Татьяна сказать: предателя уже нет в живых? – предположил Коротков.
– То есть все-таки Инна Рожнова? – подсказал я.
Добродушное выражение на их лицах сменилось на злобное и упрямое.
– Об этом не может быть и речи, – выдавил Коротков.
– Только потому, что ваш учитель и командир перед расстрелом кричал, что она не виновата и ему известен настоящий предатель? – Под моим пристальным взглядом Григорий Иванович опустил глаза.
– Ее могли подставлять с самого начала.
– Вот поэтому нам и требуется вторая часть дневника, иначе мы ничего не узнаем. Кстати, у вас есть фотографии подпольщиков? – обратился я к хозяину.
Черных кивнул:
– Разумеется. В организацию Котикова входили все наши одноклассники, которые не успели эвакуироваться. Да у меня пол-альбома старых снимков. – Он поднялся, его рука стала шарить по пустой, покрытой серебристой пылью книжной полке.
– Там ничего нет, – подсказал ему Владимир Егорович. – Ты, наверное, переложил альбом в другое место.
На лице Ярослава Ивановича отразилась гримаса недоумения.
– Вроде склерозом еще не страдаю, – пробормотал мужчина. – Не помню, чтобы мне приходилось перекладывать фотографии. Вот только если это сделали мои домашние. Вика! – громко позвал он, выглянув в коридор, и через несколько секунд Виктория Ярославовна, стройная статная брюнетка, напоминавшая отца лишь глазами и линиями рта, показалась из кухни, неся поднос с чашками и кофейник.