Блок 11

Дельи Антони Пьеро

Мириам замолчала.

Элиас, Моше, Иржи и Берковиц растерянно переглянулись.

– Нет, Мириам, – сказал Моше. – Мы этого не сделаем.

Яцек больше не стоял на одном месте (он подпирал спиной стену), а начал ходить взад-вперед по бараку. Он ходил, обхватив себя руками: он, казалось, пытался таким способом защититься.

– Получается, остался только я, – наконец сказал он.

– А чего ты ожидал? Что мы будем благодарны тебе и то, когда ты бил нас сам или заставлял бить нас своих прихлебателей? – Отто с трудом сдерживал гнев.

– Я вас бил, это правда.

–

Ты пускал в ход палку каждый раз, когда у тебя появлялась такая возможность.

Яцек встал прямо напротив «красного треугольника»:

– А вот это неправда, Отто, и ты это знаешь.

– Ты…

– Я бил вас только тогда, когда это было действительно необходимо, когда я попросту не мог этого не делать…

– …что случалось довольно часто, – перебил его Моше. – Ладно, хватит, Яцек. Тебе не удастся выставить серя в роли жертвы. Не говори, что поступать так ты был вынужден. Никто не заставлял тебя становиться капо. Многие от этого отказывались.

– Это правда. Никто меня не заставлял.

– Немцы давали тебе дополнительную порцию еды, жир для смазывания деревянных башмаков, ломоть хлеба, маргарин и, возможно, сигареты. Тебе не приходилось работать, лежанка у тебя была мягкой, ты не попадал ни под какие селекции… [69] Ты поступал так, потому что пытался выжить…

– Как и все вы. Вы все тоже пытаетесь выжить.

– Но не такой ценой. Не такой. Если кто-то из находящихся здесь и заслуживает смерти, то это ты.

69

Селекция – отбор из числа заключенных тех, кого следует отправить в газовые камеры (или умертвить каким-либо иным способом).

– Я поступал так ради хлеба и ради дополнительной порции похлебки, это правда. Однако все совсем не так просто, как ты пытаешься представить.

Берковиц вопросительно уставился на Яцека:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Иржи рассказал вам, что когда-то я был футболистом. Играл в защите, старался не позволять противнику забивать голы. Когда играешь, нужно соблюдать правила, а иначе судья дунет в свой свисток и удалит тебя с поля.

– Здесь судьи не удаляют с поля, а отправляют на расстрел, – сказал Моше.

– Здесь, в лагере, тоже есть свои правила. Я их соблюдал – точно так же, как соблюдал правила на футбольном поле. Однако соблюдал я их не всегда. Когда я играл в футбол, мне доводилось – хотя и редко, но все же доводилось – нарушать правила. На поле иногда замечаешь, что судье тебя не очень хорошо видно, потому что между ним и тобой находятся другие игроки, и тогда можно как бы невзначай помочь себе в работе с мячом рукой. Или же можно сделать вид, что слегка выскочивший за линию мяч остался в пределах поля, и продолжать играть дальше как ни в чем не бывало. А еще я умышленно падал, как будто меня сильно толкнули, хотя в действительности меня никто даже и не касался. В общем, бывают ситуации, когда можно обдурить судей, и если мне представлялась такая возможность, я это делал.

– Не переживай, – сказал Моше, – мы не разоблачим

тебя перед федерацией футбола.

– Ты все шутишь, Моше, а я говорю о вещах серьезных. Да, я – Block"altester,и я бил вас, чтобы спасти самого себя…

– Не забудь также упомянуть о порциях похлебки, отнятых тобою у «мусульман», о хлебе, которым ты с нами не делился, и о том, как ты помогал эсэсовцам во время селекции…

– Да, Моше, было и такое. Я помогал эсэсовцам во время селекции, это правда. А ты помнишь Карла, сапожника?

Лицо Моше омрачилось.

– Вижу, что помнишь. А ты помнишь, ктоустроил его работать в мастерских, в результате чего он целыми днями находился в более-менее теплом помещении, а не разгружал шпалы по сто килограмм весом при десяти градусах ниже нуля? Знаешь, почему я это сделал, Моше? Потому что я видел, что на морозе он долго не протянет. Я имел возможность выбирать, и я предпочел послать разгружать шпалы кое-кого покрепче. Получается, что я попытался этому немощному человеку помочь.

– Может, приведешь еще один подобный пример, Яцек?

– Хорошо, я приведу тебе еще один пример. Ты помнишь селекции, которые проводились в марте, а, Моше? Ты их помнишь?

Никто не смог бы их забыть.

– Скажи, Моше, что я попросил тебя раздобыть для меня в «Канаде»?

– По-моему, жидкую пудру.

– Такую, какую используют женщины, да?

– Насколько я помню, да, именно такую.

– И что я с ней сделал? Это ты помнишь? Я приобрел ее у тебя, чтобы ею подкрашивали себе щеки слишком бледные H"aftlingeи чтобы они тем самым могли пережить селекцию. «А ну-ка, побегай туда-сюда! – говорил я каждому из них как раз перед тем, как он должен был отправиться на осмотр к врачу. – Побегай туда-сюда так, как будто за тобой гонится сам дьявол». Благодаря такому бегу и моей жидкой пудре некоторым из них удалось благополучно пройти осмотр и тем самым спастись.

– Однако очень многим этого сделать не удалось.

Яцек встал прямо напротив Моше. Он был выше его остом.

– Хочешь, я назову тебе еще одного человека, которому удалось спастись благодаря мне? Это ты,Моше. Когда два месяца назад ты заболел дизентерией, кто устроил тебя в лагерную больницу? Скажи мне, кто?

Моше отвел взгляд.

– Я, в общем-то, смог бы устроиться туда и сам, – сказал он.

– А кто предупредил тебя, что в то утро в больнице будет проводиться селекция? Кто посоветовал тебе срочно вернуться в барак? Кто, Моше?

Моше ничего не ответил. Остальные заключенные тоже молчали.

– Я вас бил, это правда, – сказал после небольшой паузы Яцек. – Но я не мог этого не делать. Кроме того, если бы я этого не делал, вам, возможно, назначили бы другого старосту блока – гораздо более сурового, чем я. Например, Алексея. Я старался истязать вас только тогда, когда обойтись без этого было невозможно, и бил я вас хотя и не очень слабо, чтобы не вызвать недовольства немцев, но и не очень сильно, чтобы не нанести вам каких-нибудь телесных повреждений. Вот, к примеру, ты, Иржи!