Блок 11
Шрифт:
Отпив еще один глоток, Шмидт закупорил бутылку и спрятал ее под кровать. Затем он, не снимая сапог, улегся на одеяло и закрыл глаза, чувствуя приятное опьяняющее воздействие алкоголя.
«Всего лишь десять минут, – мысленно пообещал он самому себе, погружаясь в дремоту. – Всего лишь десять минут…»
Мириам усталым шагом пересекла барак, зашла в его темную зону по другую сторону развешенной на веревках одежды. Там она села возле Элиаса, так до сих пор и не пришедшего в сознание, взяла его руку в свою и стала ее ласково гладить. Яцек расположился
– На чем мы остановились? – спросил Берковиц, массируя себе нижнюю часть живота, в которую его ударил ногой Пауль. В ходе недавней драки у него треснуло одно из стекол очков.
Моше показал на Отто:
– Он должен был сбежать. По-моему, на этом.
– Теперь уже слишком поздно, и у меня ничего не получится, – покачал головой Отто. – Я не смогу пробраться в Arbeitskommandos,которые отправятся на работу сегодня утром, и затеряться в них. Мои товарищи сбегут без меня. И если мы даже и позовем сейчас обершарфюрера, на кого мы ему укажем?
Они стали переглядываться.
– Возможно, у нас есть один вариант, – сказал затем, устало вздохнув, Моше. – Я уже некоторое время над ним размышляю.
– Что ты предлагаешь?
– Давайте подожжем барак. Соберем одеяла и одежду в одну большую кучу посреди прачечной и подожжем их – так, чтобы пламя заметили снаружи как можно позже. В это время суток мало кто из эсэсовцев находится на службе. W"aschereiзагорится полностью вся еще до того, как они смогут вмешаться. Начнется большой переполох, и ты, Отто, им воспользуешься – первым выскочишь, как будто спасаясь от пожара, через дверь и попытаешься под шумок улизнуть. Чтобы у тебя это получилось, мы отвлечем внимание эсэсовцев на себя.
«Красный треугольник» с удрученным видом посмотрел на остальных.
– Я не могу на такое согласиться. Даже если мне и удастся подобным образом смыться, что будет с вами? Вас посадят в бункер, чтобы вы там умерли от голода…
– За нас не переживай. Мы скажем, что это все подстроил ты один и что ты угрожал нам ножом. Кроме того, немцы в последние месяцы уже не так нервно реагируют на побеги, как раньше. Два года назад они немедленно расстреляли бы как минимум человек десять – ну, или уморили бы их голодом, – а вот после последнего побега они пока еще не покарали никого. Фронт постепенно приближается сюда, и Брайтнер это знает.
– Моше прав, – сказал Берковиц. – Комендант – человек расчетливый.
Отто фыркнул.
– Не рассказывайте мне сказки. Вам прекрасно известно, чтос вами сделает Брайтнер. Нет, я…
– Послушай! – сердито перебил его Моше. – Лично я предпочитаю умереть именно так. Нам ведь надеяться все равно уже не на что. Если мы сделаем, как я предлагаю, нам не придется называть Брайтнеру ничьего имени. Элиас был прав: если мы откажемся выбирать того, кого отправят на расстрел, получится, что победили мы.
– Я согласен, – вздыхая, сказал Иржи. Он хотел добавить что-то еще, но
– На меня не рассчитывайте, – сказал, стоя у окна, Яцек. – Я не могу быть соучастником в подобной затее.
Отто, Моше и Берковиц, оглянувшись и посмотрев на него, увидели, что он держит в руке нож. Он, видимо, тайком поднял его с пола, пока они втроем возились с Иржи.
– Не говори глупостей, – укоризненно покачал головой Моше, показывая на труп Пауля. – Ты ужестал соучастником. Ты не предпринял ничего, когда Отто… обезвредилПауля.
– Они не станут карать меня за это, если я помешаю вам устроить побег. Я позову обершарфюрера.
– Ты этого не сделаешь, – сказал Моше.
– А кто не позволит мне? Вас не так уж и много, а у меня есть нож.
– Ты сам себе не позволишь. Ты не настолько глуп. Более того, я уверен, что в глубине души ты, Яцек, не такой уж и плохой человек. Скажи правду: тебе ведь тоже хотелось бы, чтобы немцы остались с носом? Ты ведь с удовольствием над ними посмеялся бы, да? Тебе, можно сказать, предоставляется возможность забить им гол. Неужели ты ее упустишь?
– Может, ты и прав, – ответил Яцек. – Но я все равно не могу быть с вами заодно. Я вам уже рассказывал про своего брата. Мне необходимо выжить – выжить ради него.
– Даже если ради этого придется пожертвовать всеми нами?
Староста блока ничего не ответил. Стало очень тихо.
Затем вдруг заговорил Иржи. На этот раз он говорил своим нормальным голосом – низким и грудным. При этом он часто делал паузы, чтобы перевести дух.
– У тебя уже больше нет брата, Яцек.
Капо резко повернулся к Иржи и посмотрел на него одновременно и недоверчивым, и гневным взглядом.
– Что ты сказал?
– У тебя больше нет брата, Яцек. Мне жаль, что приходится тебе об этом сообщать.
Иржи настолько ослаб, что ему было трудно даже говорить.
Капо подошел к нему, присел рядом на корточки и приставил к его спине нож.
– Что-что ты сказал? Ты не можешь об этом ничего знать…
– Я знаю кое-что такое, чего не знаешь ты. Мне жаль, что приходится тебе об этом говорить. Мне не хотелось тебе ничего рассказывать, но…
Яцек смотрел на Иржи с недоверчивым и испуганным видом.
– Я вам уже рассказывал, что мне иногда доводилось ложиться в постель с офицерами вермахта, СС, РСХА… [84]
Иржи сделал паузу, чтобы восстановить дыхание, а затем продолжил свой рассказ:
– Их много приходило в то заведение, в котором я работал… Они пили больше, чем следовало бы, и потом у них развязывался язык. Они, лежа в кровати, все время о чем-то рассказывали, рассказывали, рассказывали… Им хотелось излить душу. А я их слушал. Они становились абсолютно беззащитными. Они на время забывали и о своем мундире, и о своем Гитлере…
84
РСХА – Главное управление имперской безопасности (по-немецки – Reichssicherheitshauptamt, сокращенно – RSHA).