Блокада. Книга пятая
Шрифт:
— Что делают? — горько усмехнулся Королев. — А ты спроси. Спроси, не бойся!
Звягинцев молчал. Только теперь он заметил, что на дальних стеллажах вповалку лежат люди. Спят они или просто вконец обессилели?
— Здорово, ребята! — громко сказал Королев. — Вот товарищ майор с фронта приехал. Может, кто его помнит — в сентябре оборону нам помогал строить. Вот видите, стоит и молчит, понять не может, что это вы сколачивайте — танк или пушку полковую. Может, кто объяснит майору?
Несколько человек повернули головы, скользнули
— Не желают объяснять, стесняются, — снова с усмешкой, на этот раз грустной, сказал Королев. — А почему стесняются, знаешь, Звягинцев? Потому что мастера они классные. Это вот токарь седьмого разряда, это слесарь шестого, а это фрезеровщик, мастер — золотые руки, — перечислял он, поочередно тыча пальцем в закутанных в бабьи платки поверх ушанок людей. — А что делают? Объясняю: тарелки алюминиевые делают, чтобы было из чего похлебку хлебать. До столовой довольно далеко, не все дойти могут, вот им сюда суп в котелках и таскают. Как буржуям — кофе в койку.
— Значит, станки… бездействуют?
— Почему бездействуют? Как энергию дают — люди к станкам становятся. По полтора часа в сутки ток дают. От движков. По норме. Можно сказать — по карточкам. Как хлеб насущный.
Звягинцев снова посмотрел на делавших тарелки рабочих, потом перевел взгляд на неподвижно лежавших на стеллажах людей. Надеяться, что кто-либо из тех, кого он здесь увидел, окажется в силах долбить мерзлую землю, таскать груженные цементом тачки, было бессмысленно.
— Пойдем отсюда, Максимыч! — сказал Звягинцев и первым направился к двери.
Несколько минут они молча шагали по облитому желтым лунным светом поскрипывавшему под их валенками снегу.
— Сколько же рабочих осталось на заводе? — спросил наконец Звягинцев.
— Всех считать? И тех, кто на стеллажах лежит и подняться не может? И тех, кто вчера на заводе был, а сегодня уже не вышел, до проходной не дошел, — их тоже считать? Тогда процентов пятнадцать от прежнего числа наберется. А может, и поменьше.
Они приближались к хорошо знакомому Звягинцеву длинному кирпичному зданию, где осенью ремонтировали танки. В нижних его окнах, забитых досками или заложенных кирпичом, чернели амбразуры для пулеметов.
— Зайдем? — полувопросительно сказал Королев и направился к дощатой двери.
Вслед за Королевым Звягинцев вошел в цех и остановился у порога, изумленный. В двух десятках метров от двери он увидел тяжелый танк «КВ», вокруг него столпились подростки — ребята и девушки в ватниках и надетых на них спецовках. Они держали кто инструмент — гаечные ключи, штангели, молотки, кто — коптилки. И все, задрав головы, смотрели на человека, который стоял на танковой башне. Нет, он не стоял, а скорее висел, потому что под мышками его были продеты ремни, прикрепленные к спускавшимся откуда-то с высоты цепям. В руках у него была дрель.
В тот момент, когда Королев и Звягинцев
— Все, ребята. Снимайте. Ток кончился.
Передал кому-то дрель и медленно освободился от поддерживавших его лямок. Десятки ребячьих рук подхватили его и бережно опустили вниз. Оказавшись на полу, человек пошатнулся, но его снова поддержали.
— Что, Маркелыч, циркачом, что ли, заделался? — грубовато спросил Королев. — На трапеции стал работать?
— Не держат ноги-то… — сумрачно ответил тот.
— Познакомьтесь, — сказал Королев. — Это Губарев Василий Маркелович, знатный наш токарь. А это Звягинцев, майор, к нашему штабу обороны прикомандирован.
Звягинцев протянул руку, и Губарев вложил в нее свою холодную замасленную ладонь.
— Или профессию сменил? — продолжал спрашивать Королев. — Ты ведь пушкарь, до сих пор танками не занимался.
— Да вот ребята попросили помочь… Башню к чертям заклинило. И смотровой люк.
— Что же, ребята просверлить не могут? Токарь восьмого разряда для этого понадобился? — Королев обвел взглядом подростков.
— Мы можем, можем! — раздались нестройные голоса.
— Как же, можете! — не то с иронией, не то с горечью проговорил Губарев. — Вы всё можете… Пойдем-ка, Максимыч, разговор есть.
Они отошли к воротам. Звягинцев, поколебавшись, пошел за ними.
— Вот что, Максимыч! — сказал Губарев. — Менять систему надо.
— Какую еще систему? — не понял Королев.
— Забрать надо карточки у фабзайцев.
— Это… в каком же смысле?
— В прямом. Забрать и сдать в столовую. А им талоны на питание выдать. А так знаешь что получается? Они продукты на неделю вперед забирают и за два дня все съедают. Дети! А потом пять ден в кулак свищут. Ремни жуют, подметки старые в кипятке вываривают. Словом, на ногах еле держатся.
— Сам-то ты не больно крепко держишься, если тебя на кронштейне подвешивать надо.
— Я-то после стационара сейчас ничего. Недели на две сил хватит. А с ребятами худо. При мне один с брони наземь хлопнулся. Унесли. Голодный обморок.
— Ладно, Маркелыч, продумаем, — вздохнув, ответил Королев. — А под потолком тебе висеть хватит. Дело есть. Пушку выправить надо. Вчера с фронта доставили. Винт покорежен. Начали его вот такие же фабзайцы править, кувалдой взялись, а он возьми и тресни. Ну, пополам сломался. Новый надо выточить. И быстро.
— Быстро?! — хмыкнул Губарев. — Да ты винт-то пушечный видел? Он метров пять длиной! Где я тебе металл возьму? И опять же — где энергия? Рукой, что ли, станок вертеть прикажешь?
— Приказывать такую глупость права не имею, а посоветовать могу. Двигай на филиал. Там вчера новый движок пустили. Возьми себе токаря подручного. Металл из проката отыщешь. Словом, через сутки винт должен быть готов. А теперь бывай! Идти надо. Я человек подневольный. Вон у майора под началом состою. Пошли, майор…