Блокада. Книга пятая
Шрифт:
Да, он знал о поражении немецких войск под Москвой. Сообщение Советского Информбюро торжествующе прочел ему Майский, как только они высадились в Мурманске. Но в тот момент Иден находился под впечатлением полученного в пути известия о нападении Японии на американскую базу Пирл-Харбор. И основной вывод, который он сделал, выслушав текст сообщения Совинформбюро, заключался в том, что встреча со Сталиным состоится не в Куйбышеве или Тифлисе, как полагал Черчилль, а все-таки в Москве.
«О чем же думает, на что надеется этот человек, позволяя себе держаться так, будто он уже выиграл войну?» — спрашивал
Ни Иден, ни Майский — по разным, естественно, причинам — не могли понять ход мыслей Сталина, линию его поведения.
Обмен последними телеграммами между Сталиным и Черчиллем свидетельствовал о том, что конфликт, возникший между ними в начале ноября, как будто начинал улаживаться.
Причиной конфликта явилось следующее. Советское правительство через дипломатические каналы обратилось к английскому премьеру с просьбой, чтобы Великобритания, которая до сих пор помогала Красной Армии лишь поставками военной техники, официально объявила войну трем союзникам Гитлера — правительствам Финляндии, Венгрии и Румынии — и этим актом продемонстрировала бы миру растущее единство в лагере антигитлеровской коалиции.
Черчилль ответил уклончиво. Выражая в принципе готовность объявить войну этим союзникам Германии, он тут же высказывал сомнение в целесообразности подобного шага, пространно мотивируя это тем, что Великобритания и так фактически участвует в войне против этих стран своей морской блокадой и поэтому официальное объявление им войны «было бы лишь формальностью». Английский премьер ссылался и на то, что «у Финляндии много друзей в Соединенных Штатах», а «что касается Румынии и Венгрии, то эти страны полны наших друзей».
В том же письме содержался слегка завуалированный упрек в том, что английские военные поставки якобы несвоевременно вывозятся из Архангельска.
Наконец, в этом же послании Черчилль выдвигал предложение прислать для встречи «в Москве, Куйбышеве, Тифлисе или в любом другом месте, где вы будете находиться», двух английских генералов — Уэйвелла и Пэйджета, «чтобы внести в дела ясность…».
Однако за два дня до получения письма Сталин узнал, что его совершенно секретное предложение Черчиллю относительно объявления Великобританией войны Финляндии, Румынии и Венгрии стало достоянием западной прессы и активно комментируется на страницах газет, особенно американских.
Письмо Черчилля пришло 7 ноября и ожидало Сталина в его кремлевском кабинете, когда он вернулся туда с трибуны Мавзолея, после окончания парада.
…Для посланий, вернее, телеграмм, которыми обменивались Сталин и Черчилль, было характерно то, что руководитель истекавшей кровью Советской страны с трудом подавлял в себе раздражение в связи с отсутствием второго фронта в Европе, а также медленными темпами и недостаточным количеством поставок союзнического вооружения, однако телеграммы его были сдержанными и корректными. Послания же английского премьера были полны велеречивых заверений в преданности англо-советскому военному союзу и достижению той основной цели, ради которой он заключен, — разгрому гитлеровской Германии. Но, когда речь касалась выполнения взятых на себя Великобританией обязательств, как правило, содержали завуалированное, но неизменное «нет».
Письмо Черчилля, полученное
На другой же день, 8 ноября, Сталин ответил английскому премьеру холодно-непреклонным посланием.
Он начал с того, что согласен с Черчиллем: «Нужно внести ясность, которой сейчас не существует во взаимоотношениях между СССР и Великобританией», поскольку, во-первых, «не существует определенной договоренности между нашими странами о целях войны, о планах организации дела мира после войны» и, во-вторых, «не существует договора между СССР и Великобританией о военной взаимопомощи в Европе против Гитлера».
Далее следовало недвусмысленное предупреждение; «Если генерал Уэйвелл и генерал Пэйджет приедут в Москву — о куйбышевском или тифлисском вариантах Сталин даже не упоминал, — для заключения соглашений по указанным основным вопросам, то, разумеется, я готов с ними встретиться и рассмотреть эти вопросы. Если же миссия названных генералов ограничивается делом информации и рассмотрения второстепенных вопросов, то я не вижу необходимости отрывать генералов от их дел и сам не смогу выделить время для таких бесед».
Сталин отвечал и на высказанный в послании Черчилля упрек, что направляемое в Архангельск вооружение не всегда якобы своевременно достигает пунктов конечного назначения. Он писал:
«Можете не сомневаться, что нами принимаются все меры к тому, чтобы поступающее из Англии в Архангельск вооружение своевременно доставлялось по месту назначения. Нельзя, однако, не сказать, хотя это и мелочь, что танки, артиллерия и авиация приходят в плохой упаковке, отдельные части артиллерии приходят на разных кораблях, а самолеты настолько плохо упакованы, что мы получаем их в разбитом виде».
…Будущие историки, изучая переписку Сталина с Черчиллем осенью 1941 года, возможно, задумаются над вопросом: что руководило Сталиным, когда он направлял в Лондон свои холодные, вежливые, но категорические по существу послания? Наступивший перелом в войне?
Но ведь единственно, чего удалось добиться советским войскам к началу ноября, это остановить продвижение врага к Москве. И при этом Сталин не мог не понимать, что Гитлер наверняка постарается усилить группу армий «Центр» и новая отчаянная попытка ворваться в Москву будет предпринята противником если не завтра, то через неделю…
Однако положение, в котором находилось в эти дни Советское государство, казалось, совершенно не отражалось на тоне посланий Сталина Черчиллю.
Кое-кто из будущих историков, возможно, увидит в этом своего рода «антилогику». Чем объяснить твердость и спокойную настойчивость, в которой Сталин требовал от Черчилля выполнения союзнических обязательств? Стремлением убедить главу английского правительства в том, что положение Советской страны, вопреки всему, непоколебимо? Надеждой заставить Черчилля открыть второй фронт или хотя бы перебросить морским путем на советско-германский фронт несколько дивизий? Волей Сталина, дававшей ему силы не проявлять в переписке с главой другого государства ни одной ноты неуверенности, зависимости, страха?