Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
Шрифт:
Шлепая по воде валенками, Звягинцев тоже подхватил этот мешок, передал стоящему рядом человеку в ватнике и протянул руки за следующим…
Когда полуторка была почти уже разгружена, снова раздался угрожающий треск, и она, кроша лед, медленно поползла вниз.
— Прыгай! — неистово крикнул Звягинцев Молчанову. — Приказываю, прыгай!
Он видел, что вода бурлит теперь почти вровень с бортами полуторки, а Молчанов все еще стоит там на оставшихся мешках, словно не решаясь расстаться с
— Прыгай! Застрелю! — сам не отдавая себе отчета в собственных словах, крикнул Звягинцев, одержимый только одной мыслью: спасти Молчанова.
Наконец тот не прыгнул, а спустился в ледяную воду, со всех сторон окружавшую грузовик, и через минуту очутился рядом со Звягинцевым. Они не успели сказать друг другу и слова, как взвился над Ладогой истошный вопль:
— А-а-а!
Звягинцев повернулся на этот вопль и увидал, что грузовика больше нет. На том месте, где все они только что толпились, теперь зияла большая полынья, а на кромке ее стоял, отчаянно крича, все тот же парень, который призывал их спасти хлеб. Он протягивал руки к черной бурлящей воде, и Звягинцеву показалось, что еще секунда — и парень этот бросится в полынью.
Звягинцев рванулся к нему, схватил за ворот телогрейки, повернул лицом в противоположную сторону и толкнул в спину.
Медленно хлюпая по воде, парень, как во сне, зашагал к своим товарищам — шоферам с других грузовиков.
— Всё, ребята! — крикнул кто-то из них. — Разбирай уцелевшие мешки по машинам и поехали, а то движки застынут!..
Расхватав мешки, они побежали каждый к своему грузовику. Звягинцев и Молчанов остались на месте происшествия одни.
— Ну что, поедем и мы? — спросил Звягинцев.
Молчанов оглядел его с ног до головы и сказал твердо:
— Нельзя ехать. Обогреться надо.
— А другим можно?
— Другие хлеб везут, — все так же категорично возразил Молчанов. — А без нас с вами, товарищ майор, лишний час как-нибудь Ленинград продержится.
— Где же ты намерен греться? — раздраженно спросил Звягинцев.
Тот, ничего не ответив, направился к машине.
…Мотор завелся лишь с пятой попытки. Молчанов развернул машину и поехал в обратном направлении.
— Ты куда? — встревожился Звягинцев.
— Погодите, товарищ майор, дайте разобраться, — невнятно ответил Молчанов, озирая однообразную местность через приоткрытую дверцу. И почти тотчас воскликнул удовлетворенно: — Все правильно! Приехали, товарищ майор. Выходите.
Выйдя из кабины, Звягинцев почувствовал, что ноги почти совсем онемели. Метрах в трех от их «эмки» стоял грузовик, а за ним виднелась палатка и на белом щите чернела надпись: «Обогревательный пункт».
Молчанов первым откинул брезентовый полог и вошел туда. Звягинцев сделал шаг
Палатка была битком набита людьми. Они сидели на дощатом настиле или стояли — мужчины, женщины, дети.
Посредине палатки топилась печка. Там же на шестах висели два фонаря.
При тусклом свете фонарей Звягинцев смог разглядеть некоторые лица. Они были ужасны — казалось, не кожа, а серые пергаментные листы обтягивали выступающие скулы, заострившиеся носы, будто срезанные подбородки.
Неожиданно раздался женский крик:
— Нет, нет, не отдам!
Затем послышался тихий мужской голос, но слов Звягинцев разобрать не мог. Через несколько секунд снова на всю палатку прозвучал крик женщины:
— Нет! Я отогрею его, отогрею!
— А ну, граждане эвакуированные, — громко сказал Молчанов, — дозвольте товарищу майору валенки просушить!
Лица людей повернулись к входу в палатку, туда, где стоял Звягинцев. Некоторые из людей поднялись с пола, другие стали прижиматься теснее друг к другу, и через минуту образовался узкий проход.
В самом конце этого прохода, у печки, Звягинцев увидел закутанную в платки и шали женщину, а рядом с ней мужчину в белом халате поверх армейской шинели. Женщина прижимала к груди завернутого в одеяло ребенка. Звягинцева поразило ее лицо — молодое, но землисто-серое, искаженное гримасой гнева.
— Товарищ майор! — взмолилась она, метнувшись навстречу Звягинцеву. — Скажите ему!.. Я не отдам!..
Звягинцев медленно пошел к печке. Военный поднял руку к ушанке, вполголоса доложил:
— Военфельдшер Егоров.
Он был немолод, об этом свидетельствовали морщины на лице и седая прядь волос, выбившаяся из-под ушанки.
— Что случилось, товарищ майор? — спросил он, опуская руку.
— Муку из воды вытаскивал, вот что случилось! — раздался за спиной Звягинцева голос Молчанова.
Звягинцеву хотелось прикрикнуть: «Помолчи!» Стыдно было привлекать внимание заполнивших палатку людей, которые конечно же промерзли не меньше, чем он.
— Что с ребенком? — негромко спросил Звягинцев фельдшера.
— А-а!.. — безнадежно произнес тот. — Снимайте валенки, товарищ майор.
В голосе его прозвучала профессиональная безапелляционность, и Звягинцев подчинился. С огромным трудом он стянул с себя набухшие от воды и уже задубевшие валенки, затем размотал портянки. Молчанов, усевшись прямо на дощатый пол, сделал то же самое.
— В город или в Кобону, товарищ майор? — спросил Егоров.
— В город, — ответил Звягинцев.
— Вы сядьте, товарищ майор, — проскрипел старик, находившийся рядом. — Мы-то скоро отдохнем, отмучаемся, на Большую землю едем, а вам…