Блудницы Вавилона
Шрифт:
— Откуда мне знать?
— Послушай, Алекс, здесь, в постели, у нас любовь. Настоящая любовь. И ребенок тоже настоящий. Наш, твой и мой. Я рассказываю тебе об этих играх, потому что ты часть меня, а я часть тебя.
— А искренность и честность ведут к ясности, которая ведет к невидимости.
— Верно. Хотя честность не равна добродетели, что доказывает Гупта, управляя стриптиз-салоном, пусть и с некоторыми метафизическими нюансами. Добродетель есть порок тех, кто не познал истину, не проник в себя. Тех, кому недостает воображения. Вот почему в сердце добродетели подчас
— Как, например, принесение в жертву детей.
— Мой папочка никогда не отличался богатым воображением. Ты ведь слышал, как он поносил в молельне мою мать? Ему не по силам представить себя ею или мною. А вот себя он вообразить может кем угодно, и ему все мало. В этом городе каждый, если повезет, может стать тем, кем себя представляет. Если только твои партнеры не обладают еще более живым воображением. Вот прямо сейчас я представлю себя невидимкой, и ты сможешь обнаружить мою скрытую форму.
Он усмехнулся.
— Сейчас темно.
— Ну и что? Может быть, научившись быть невидимой на свету, я смогу потом научиться быть видимой в темноте.
— Фес, ты и впрямь серьезно воспринимаешь поучения Гупты?
— Если мы не можем шутить — ха-ха — над серьезными предметами, мы никогда не сумеем овладеть ими. Неужели не понимаешь?
— Не понимаю. Но чувствую. — Он действительно почувствовал.
А она снова застонала от наслаждения.
На следующее утро Алекс откинул тростниковый полог и, сделав шаг в комнату Музи, нашел взглядом львиную шкуру, натянутую на невидимый каркас таким образом, чтобы она напоминала того самого зверя, сраженного охотником, как рассказывали, с риском для собственной жизни.
Минуту или две Алекс стоял у порога, представляя, как кладет руку на желтовато-коричневый крестец, поднимает, как длинную рукоять, хвост, обнажая обшитую атласом и похожую на огромную петлицу дыру. Комната в его воображении была темна, а сам он был Музи, знающим Фессанию такой, какой ее никогда не узнать рабу, но притом не знающему вовсе, потому что к невидимости ночи Фессания добавляла еще и безвестность, безымянность, прячущуюся под чужой, звериной шкурой.
Подойти ближе? Придать фантазии большую достоверность?
Он вспомнил, как фантазировал о Деборе, как представлял ее в самых разных ситуациях, и понял — глупо. И, поняв это, спустился вниз, чтобы поработать в саду.
Открыв переднюю дверь, Алекс едва не столкнулся с мчащимся к ней Неттичином. При этом смотритель размахивал глиняной дощечкой, которую либо прочел только что сам, либо узнал содержимое от того, кто ее доставил.
— Известие от господина Гибила. Гефестион умер! Царь приказал приготовить погребальный костер! Самый большой! Каких еще не было в истории! Сообщи госпоже! Передай всем!
Гефестион, царский любимчик, фаворит, исполнял при Александре ту же роль, что Патрокл при Ахилле. За все месяцы пребывания в Вавилоне Алекс не видел его ни разу. Ни раньше, когда он проник во дворец, ни потом, во время свадьбы. Гефестион, похоже, не принимал заметного
И вот, по иронии жестокой судьбы, юный храбрец и преданный сподвижник, способный за рекордное время обежать по кругу городские стены, лежал безжизненный во дворце, тогда как тучный, заплывший жиром, опустившийся и предавшийся порокам веч! ю больной Александр не спешил расставаться с миром живых. Впрочем, может быть, Гефестион просто надорвал сердце чрезмерным усердием.
Письмо, о котором шла речь, было отправлено из дворца и спешно доставлено на дом посыльным. Прочтя уведомление, Фессания быстро написала тестю короткую записку, выразив сожаление, что Музи в очередной раз отправился на охоту. Так как посыльный, имея другие неотложные дела, уже ушел, она поручила доставить табличку Аншару. Во второй половине дня дополнительную информацию — сомнительного, правда, свойства — принесла Мама Забала, успевшая посетить ближайший к дому рынок. Новость, оказывается, уже передавалась из уст в уста, от базара к базару, с улицы на улицу.
Вечером в молельне Фессания помолилась задушу Гефестиона, после чего попросила кухарку рассказать всем об услышанном — связно и ясно.
— В городе только об этом говорят, — доложила Мама Забала. — Шум такой, что даже к нам, за реку, докатился. Бедный господин Гефестион! Такой красавчик! И такой непоседливый! Вот в ком жизнь била ключом! Вчера вечером он боролся, да так, как будто бился с самой Смертью за жизнь своего царя. Победил по очереди пятерых чемпионов. А потом, еще в поту, взмыленный, помчался во дворец согреть своим телом царское ложе. А получилось, что вместе с теплом отдал и жизнь. Утром его нашли бездыханным на ложе царя Александра. Я так думаю, что сердце не выдержало.
Царь распорядился устроить похороны, каких еще свет не видывал. Приказал снести тысячи локтей городской стены, а из кирпичей выложить пирамиду для погребального костра. Денег уйдет пропасть — городу и за год не заработать. Дыму будет столько, что тень бедняги Гефестиона и на том свете, наверное, его учует. А потом то, что останется от погребальной пирамиды, обложат мрамором, и будет памятник.
Ночью Алекс пробрался в спальню Фессании — согреть не столько ложе, сколько ее саму. Чемпионской борьбы не получилось, но не потому что они не старались.
После первой схватки он прошептал:
— Похоже, смерть Гефестиона в воображении публики заняла такое же место, как болезнь царя.
— Я бы даже сказала, что более высокое. Смерть Александра испугала бы людей и опечалила. Кончина же Гефестиона развлекла и воодушевила.
— Если я правильно понимаю, он умер вместо царя. Он — замена.
— Согласна. Александр теперь воспрянет духом. Отбросит одеяла и возьмется за дело. Такая возможность проявить себя.
— Новая стратегия выживания, верно? Разработанная скорее всего Аристандром.