Блудное художество
Шрифт:
«Версаль», разумеется, имел не только всякие чудеса для господ, но и множество хозяйственных строений, скрытых за деревьями. Туда-то и прибежал «черт», а впустили его в ворота без затруднений. Это Федьке с Сашей не понравилось, и они стали рассуждать, как же быть. Если злодей завел себе приятелей в такой богатой усадьбе, то ведь его спрячут, не выдадут, для того он сюда и прибежал.
Тут, на их счастье, к воротам подъехала еще телега, возчик закричал, чтобы распахнули ворота да не запирали - сейчас-де будут его товарищи. И Федька с Сашей, выждав несколько, пренахально въехали в «Версаль» графа Разумовского. Тут-то они и осознали свою беду.
Здесь
Но это бы еще полбеды - а беда была в том, что они упустили своего злодея.
Федька тихо ругался, чуть не плакал и даже до того додумался, что погнал Сашу обратно на Ходынский луг - отыскать наконец драгунский патруль, послать за Архаровым, чтобы окружить Петровско-Разумовское со всех сторон и не упустить «черта». Саша разумно возражал, что для этого нужна армия мало чем поменьше той, которая под водительством графа Румянцева, ныне графа Румянцева-Задунайского, одолела год назад турок. Наконец решили так: Саша пойдет обратно, Федька же останется и попробует завести дружбу с кем-то из местных жителей. Судя по тому, сколько здесь было цветников и куртин, Разумовский содержал не менее сотни садовников с подручными.
Федька забыл только, что на нем полицейский мундир.
Далее события развивались довольно нелепо.
Саша, не доходя Ходынского луга, столкнулся с человеком, обряженным весьма затейливо, в кафтан с заплатками и колпак с перьями, и человек этот спешил не почтенную публику веселить, а совсем в другую сторону, вроде бы к известным Саше воротам.
Бывший студент, ставший архаровским секретарем, нахватался в полицейской конторе всяких знаний и умений. Человек показался ему подозрительным. Коли вспомнить, что злодей, затеявший стрелять в обер-полицмейстера, несколько дней прожил в шалаше у Ходынского луга, притворяясь штукарем, так что все его считали за своего, то и сей торопливый господин мог оказаться не тем, за кого себя выдает. Федька, пока ехали, рассказал Саше все подробности ночных встреч и погонь.
Поэтому Саша последовал за этим беглецом с Ходынского луга. Беглец же попал во владения Разумовского через какую-то загадочную калиточку, и Саша - с ним вместе. При этом незнакомец, увидев кого-то из служителей, прятался - приседал за кустами, и Саша - с ним разом.
Пока Федька ссорился с садовником, клявшим архаровцев на все лады, Саша забрел за большой дворец чуть ли не к Яузе. Точнее, его привел туда господин в шутовском колпаке - хотя именно колпака на нем уже и не было, этот головной убор он бросил в кусты и туда же полетел дурацкий кафтан.
Он оказался человеком примерно Сашиных лет, таким же худощавым и узкогрудым, разве что ростом вершка на три повыше и волосом потемнее, похожий на верткую и проворную птицу, особливо резкими поворотами взъерошенной головы.
Пока Саша, сопроводив этого мужчину в двухэтажный домишко, пытался выбраться из владений Разумовского, чтобы найти ворота и телегу, Федька уже и подрался и помирился с каким-то местным сторожем. Польза от этого была такая, что он немного узнал про «черта», а вред - еще больше повредил ногу.
Они нашли друг друга чудом - уже стемнело и Саша собирался возвращаться в Москву. Федька потребовал доставить его к тому домишке, и в результате оба ночевали в весьма странном месте.
Недалеко от дома, где спрятался шут гороховый, была поляна, устроенная для увеселений, со скамейками, выложенными из дерна, и большими белыми вазами на постаментах. С краю той поляны стояли два старых вяза. Федька, обуреваемый
Архаровцы полезли наверх и обнаружили в кроне вяза маленькую беседку. Такой забавы они от графа Разумовского не ожидали, но она пришлась кстати.
Только вот к тому времени, как они оказались на дереве, свеча в окне погасла. А в огромном парке раздался лай - выпустили на прогулку графских кобелей.
Так что спали они наверху, да и не спали, а так - дремали в ожидании рассвета, когда свисток псаря соберет собак в положенное им место.
Утро же преподнесло сразу два сюрприза - приятный и неприятный. Сперва Федька разглядел в окошке два лица и убедился в точности своих предположений. Это были «черт» и Семен Елизарьев. Насчет Семена ему бы полагалось усомниться, потому что этого мазурика он видел всего раз в жизни - убегающим и уносящим полицейский мундир. Но Федька, преследуя врага, не знал сомнений.
Что касается «черта» - этого он очень хорошо запомнил, когда шел ему навстречу, крича и кривляясь, и все выстрелы мнимого Фалька били мимо.
Некоторое время спустя явился и неприятный сюрприз - к коему Федька уже был готов. Когда он сцепился с садовником, а потом со сторожем, то был изруган не просто так. Ему сказали, что ходят-де по графской земле архаровцы, и сама государыня им не указ, и все им подавай, и слова поперек не скажи. Поэтому Федька не слишком удивился, увидев выходящего на крылечко Елизарьева в мундире.
Он направился к графскому конному двору, пропадал там около часа и привел двух оседланных лошадей. Стало ясно, что сейчас оба мнимых архаровца преспокойно уедут.
Как Саша исхитрился увести этих коней, пока Елизарьев на несколько минут зашел в дом, как он загнал их вниз, в летний театр, за земляную насыпь, заменявшую кулисы, как крался обратно, стараясь не попадаться на глаза садовникам, которые мелькали за белокаменной каменной балюстрадой огромной террасы, украшенной бюстами древних греков и римлян, как Федька подкрался, ковыляя, к самому дому и подслушал беседу, наполовину по-французски, наполовину по-русски, - Архаров уже слушать не желал. С него было довольно знать, что оба архаровца отыскали свою телегу и, преследуя «черта» с Елизаровым, оказались сперва непонятно где, ночевали в телеге, потом одолевали брод, потом вели наружное наблюдение на каком-то огороде, лежа за навозной кучей, поверх которой вовсю росла и цвела тыква; от многочисленных подробностей он уже отмахивался и наконец прикрикнул на подчиненных весьма строго.
Саша умолк на полуслове, а Ваня Носатый, помогавший ему, вздохнул.
– Николаша, надо будет докопаться, кто там, во дворце Разумовского, протежировал нашим злодеям, - сказал Левушка.
– Сдается, там у его сиятельства немало французов проживает, и не там ли уж спрятался наш голубчик, когда его выставили из Москвы?
И точно - Разумовский завел целый штат, в котором соблюдалась строгая иерархия: он имел флигель-адъютантов, ординарцев, почетный караул, гайдуков, егерей, скороходов, и это еще не считая людей, приставленных к службам и к воспитанию немалого потомства - супруга родила ему одиннадцать человек детей. Несомненно, жили в Петровском и гувернеры, и гувернантки, и разнообразные учителя.