Блудное художество
Шрифт:
Шварц молчал.
– А я гляжу на них - и в упор этого сукина сына не вижу…
– Ваша милость, коли это кто-то из наших служащих, то он бы уж давно убил сына Тимофея Арсеньева и Марью Легобытову, которые имели несчастье видеть убийц Федосьи Арсеньевой, - рассудительно молвил Шварц.
– Ох, еще и та Федосья… Скажи, Карл Иванович, это ж какую черноту души надобно иметь, чтобы использовать труп вроде метки на заборе - сюда, мол, пожалуйте, по ступенечкам, не споткнитесь, вот тут нечто любопытное вас ожидает!
– воскликнул Архаров, некстати разволновавшись.
Он
– Да, ваша милость, не всякий додумается переодеть бабу в мужской армяк и завести ее в подвал для того лишь, чтобы мы проявили в сем подвале ожидаемое любопытство. Но следует помнить, что злодей уже знали, чья она жена, и главной их целью было поставить ловушку на Костемарова, сделав его пребывание в полицейской конторе невозможным.
– А что до Епишки и Легобытовой, так они весь день на дворе, все их видят, ночью же Барыгин их запирает. Так что, коли стилет у кого-то из наших, ему еще надобно исхитриться. Хотя именно сейчас… - Архаров задумался.
Мысль возникла неприятная.
Если «черт» подкупил кого-то из его орлов, то именно сейчас этот «черт», вынужденный удариться в бега, может взять с собой и предателя. То есть, терять этому вероятному похитителю стилета будет уже нечего - и он перед побегом по приказу «черта» прикончит и Марью Легобытову, и Епишку, чтобы уж концы в воду.
– Николай Петрович, я уверен, что никто из служащих не подкуплен французскими злодеями, - твердо сказал Шварц.
– А я вот уже ни в чем не уверен.
– Тревога ваша, сударь, напрасна. Вы измыслили теорию, но вся эта теория пригодна лишь для дискуссии о ней. Позволите идти?
– Ступай…
До явления Саши Коробова и Левушки, которые прибыли вместе на извозчике, Архаров занимался обычными делами - выслушивал донесения, приказывал читать бумаги, распорядился взять штраф с мясников, торговавших тухлым мясом, и не слушать их причитаний о жаре и растаявшем леднике.
И выстраивал в голове прескверное здание домысла.
Раненый Степан Канзафаров рассказал то, что знал: ловкач, в коем Саша опознал шута из шулерского притона, а Федька - убийцу Абросимова, исчез. Пропасть в праздничной толпе несложно. Однако за ним бросились Саша и Федька. Саша - не боец, слабосилен, Федька - боец, но временно охромел. Они могут вдвоем выследить «черта» и позвать на помощь полицейских драгун. Отчего же они этого не сделали? Не оттого ли, что кто-то из архаровцев, нынешний владелец стилета, помог «черту» скрыться?
Дверь приоткрылась.
– Николаша, я его привез, - сказал, входя, Левушка.
– Ты уж его прости, он всю ночь пешком откуда-то шел, ты бы и сам после такого променада заснул, как убитый.
– Коробов, не прячься, входи, - велел Архаров.
– Садись и рассказывай скорее, что там у вас вышло.
– Простите, Николай Петрович… я три ночи не спал… - жалобно сказал Саша.
– Только в телеге немного, да вот сейчас
– В баню потом пойдешь. Докладывай кратко: где сейчас этот злодей?
– Кабы я знал! Ваша милость, мы с Федей сопроводили его до сельца, Федя в тех краях отродясь не бывал, сельцо малое, дворов с полсотни, а я тоже, хоть и коренной москвич…
– Прелестно. Как же мы его найдем?
– Я, ваша милость, путь запомнил. Позвольте, нарисую.
Как всегда, чернила в чернильнице на архаровском столе высохли, а при попытке все же нашарить их на самом дне перо уткнулось в еще живую муху. Послали в канцелярию, и очень скоро Саша уже чертил ровные линии.
– Вот тут, ваша милость, село. От него идти берегом против течения, и там баба держит перевоз. Она меня научила - вон там, говорит, будет Тушино, и за Тушиным выйдешь на большую дорогу, и по ней прямиком до Москвы, а ехать верст пятнадцать.
– Так ты ехал?
– На чем же, Николай Петрович? Даже телеги не случилось попутной. К тому же, ночь. Кто не спит - тот, поди, на Ходынском лугу еще гуляет. Я шел - так шум слышал, фейерверк видел.
– Что ж ты у бабы не спросил, как сельцо зовется?
Саша вздохнул и развел руками.
Архаров посмотрел на план и велел канцеляристу Щербачову как следует покопаться в шкафах. У него были подробные планы многих московских кварталов - те, кто желал строиться, не могли и сарая поставить без разрешения из полиции, а приносимые ими рисунки так и оставались в полицейском хозяйстве. Однако ж сельцо явно было за московскими пределами.
Щербачов принес, что нашлось, выложил на столе, и тогда в кабинет поочередно пошли все, кто на тот час были в конторе. Каждому Архаров показывал планы, проводил пальцем и говорил:
– Ходынский луг проехали, Всехсвятское проехали, что у нас там дальше?
Ваня Носатый сам сделал Саше несколько вопросов и вывел пальцем дугу.
– Вот как он шел, ваша милость. Через Тушино к перевозу, а сельцо то - либо Строгино, либо Троице-Лыково, я там живал.
– Побудь тут, глядишь, еще чего припомнишь, - велел Архаров.
– Далеко ж он забрался. Мы, москвичи, такого села сразу не вспомним, а он, черт французский, нашел! И что - Федька там остался следить?
– Да, ваша милость. Он лошадь из телеги выпряг, коли что - на лошади гнаться будет.
– Постой… А где вы телегу с лошадью взяли?
– Ох, Николай Петрович, не поверите - увели…
– Архаровцы!
– завопил радостный Левушка.
– Натуральные архаровцы!
– Ваня, ты те края знаешь?
– спросил Архаров.
– Как не знать. Я, ваша милость, из крепостных графа Разумовского, потому и в Троице-Лыкове бывал, это их владение.
Ваня сообщил это преспокойно, уверенный, что обер-полицмейстер его бывшему барину не выдаст. И он был прав - Архаров почитал себя чем-то вроде монарха Рязанского подворья, и как спокон веку не было выдачи с Дону, так не было выдачи и из полицейской конторы - за тех, кто там прижился и служил честно, Архаров был готов воевать хоть с Разумовским, хоть с графом Паниным, хоть с фаворитом.