Blue Strawberry
Шрифт:
– Куросаки! В самом деле! Что я натворил?! – Скорее, обиженно, нежели злобно набросился в сонидо на нее Секста, но та, молниеносно реагируя на противника в этой форме, заехала рукоятью Зангетсу под челюсть Джагерджака, отчего клыки того клацнули, заглушая внутриутробный рык, смешавшийся с буквами ее имени: – Кур-р-росаки…
– Что неприятно? Когда тебя просят, а ты не слушаешь?.. – Остановившись, она с болью выплюнула ему в лицо эти слова. Маска мигом осыпалась в ночной воздух и усталые глаза, чуть не плача, вгляделись в обескураженное, до сих пор ничего не понимающее, лицо своего любимого арранкара.
– Куросаки…
– Ты замучил меня своей ревностью…
– Бьякуя?..
Вместо ответа – громкий увесистый удар пощечины: Ичиго, оказавшаяся
Голубые глаза вспыхнули под стать тому жару, пропекшему его щеку только что посильнее всякой Гетсуги Теншоу. Как поступает мужчина в такой ситуации? Он не знал. Ему вообще впервые заехали по лицу затрещиной, которая показалась ему унизительно гадкой… но в тот же момент на диво отрезвляющей.
Гриммджоу возмущенно фыркнул, глядя на дрожащую от гнева и досады Куросаки. Ее сил, почти полностью истраченных на своеобразное сражение, едва хватало держаться в воздухе. Но… Выяснив все и осознав свою ошибку, Джагерджак не собирался продолжать с ней драться… Он уже думал о другом и оттаявшая от злости карамель, похоже, не возражала против этого.
Метнувшись в одну секунду навстречу друг другу, Гриммджоу и Ичиго принялись страстно сжимать друг друга в объятиях, впиваясь в губы болезненными поцелуями и нетерпеливыми укусами. Куросаки запустила пальцы в длинную густую гриву Короля Пантер и безапелляционно притянула его к себе, чтобы не дать больше никогда ревности просочиться в их столь безоговорочной близости. Он углублялся в нее поцелуем, заполняя требовательным, нахальным, властным языком весь рот Куросаки, все ее горло, доставая взорвавшимся от вожделения и возбуждения горячим дыханием вплоть до самого сердца.
Секста зарычал, хрипло, не отлепляясь от Куросаки ни на миг, не давая ей опомниться, раз она сама впустила короля в свое царство. Обезумевшие от страсти клыки и жадные губы вновь терзали ей рот, пропуская лишь редкие дозы воздуха в ослабленные напором легкие, позволяя сказать лишь малость из того, что следовало. В очередной раз, когда он закусил ее губу и с наслаждением прошелся по ней своими острыми зубками, Куросаки прошептала:
– Съешь меня, если захочешь, только никогда не ревнуй к тому, кого я не люблю…
– Но Бьякуя… Ты ведь за него заступилась... – Не унимался Секста, прижимая к себе тело Ичиго все сильнее и сильнее, точно ждал, что не дававший ему покоя капитан выскочит перед ним и заберет к себе его женщину.
– С чего ты взял? Это я за твою ярость заступилась, которая разорвала бы тебя на части быстрее, чем тысяча смертоносных лепестков Сенбонзакуры…
Он, прозрев, довольно рассмеялся и, наконец-то, ослабил хватку, параллельно спускаясь с Куросаки на землю. Голубые глаза бесстыже прищурились, оценив окружающую их обстановку. Ночь. Парк. Загород. Прекрасненько. Долгожданный реванш он получил, но, помнится, он обещал отомстить Куросаки за прирученного беззвучного котенка…
Джагерджак с силой впечатал Куросаки в ближайшее дерево. Она не сопротивлялась. «Хорошая, киса», – довольствовался Гриммджоу, отмечая, что девушка согласна поиграть с ним в грубые игры. В духовной оболочке это делать можно было без опаски. Он отстранился на миг, чтобы убедиться наверняка, но карамельное солнце, как и его обжигающий голубой свет, также хищно струилось из-под полуприкрытых томных глаз. Куросаки схватив арранкара за грудки и оттолкнувшись от земли ответила ему тем же – врезала его спиной в соседнее дерево и зашипела ему в лицо. Он лизнул ей нос и довольно заурчал: «Плохая киса…»
Его крепкие руки сгребли рыжую синигами в охапку и, мелькнув в сонидо, мигом сменили положение – теперь к неприятной коре прижималась спиной Куросаки. «Здесь неудобно, киса», – дал ей понять Гриммджоу. Она согласилась, кивнув. Высвободившись из его рук, сжала запястья и, закручивая одну руку за спину, с разбега вжала щекой Джагерджака в гладкий ствол какого-то молодого дерева напротив.
– Угу, – согласился Секста. Куросаки приласкалась
Свободная рука Гриммджоу заскользила по стволу вверх и Ичиго, переплетя свои пальцы с его, прижала ладонь того покрепче к дереву. Наливавшаяся силой и решительностью другая рука, зажатая за спиной в сильной, но недостаточной для него, хватке синигами, стала вырываться. Дразнящие подчиняющие прикосновения сводили его с ума быстрее, чем страстные поцелуи. Куросаки угрожающе прошипела и навалилась всем телом на мощную спину Джагерджака, заводя того еще сильнее оттого, что ему не позволяют делать то, что король хочет.
– Сдавайся, – прошептала она в ухо Пантере.
– Не-а, – ухмыльнулся он и, мигом высвободившись, сменил расстановку сил в точности наоборот – теперь Куросаки была зажата меж деревом и нетерпеливым Секстой. Его дрожащая от желания грудь соприкоснулась со спиной девушки, заставляя ее подстроиться под нужный такт и настрой. – Ну, все, киса, ты допрыгалась… – Прошептал он ей и, прикусив ей мочку ухо, прошелся влажными губами по ее шее, останавливаясь на затылке.
Нежная кожа под мягкими огненными прядями – он слабо соображал, отдаваясь всей приятности мягких прикосновений и сладострастности щекочущего запаха. Руки Джагерджака скользнули под длинное косоде Куросаки, которая оставалась в банкае, точно боялась его. Чертово оби на ее хакама не поддавалось, и Гриммджоу раздраженно затеребил ткань, сгорая от нетерпения, но не решаясь разорвать форму. Куросаки, сжалившись, повернулась к нему и развязала сама мудреный узел. Вся конструкция из нижней одежды плавно сползла с ее бедер, упав на траву. Обнаженной коленкой она потерлась о его пах и потянулась, чтобы помочь освободиться от одежды и Эспаде, но замерла в нерешительности: устройство ресуррексиона явно не предполагало, чтобы его кто-либо снимал с хозяина. Гриммджоу закатил глаза. Куросаки хихикнула. “Король Пантер” осыпался, являя Джагерджака в нормальных хакама и с таким же оби. И как можно было не справиться? Она потянулась развязать пояс, но Секста хмыкнул: “Сам разберусь, не ребенок!”.
Он снова повернул Ичиго лицом к дереву: уж очень ему хотелось провернуть все по-кошачьи, выгибаясь спинкой, потягиваясь лапами, покусывая непослушную синигами за “загривок”. Его пальцы скользнули по выгнутой грациозной фигуре своей кошечки – такая пластичная, такая гибкая, такая соблазнительная... Она вызывала в нем неудержимое животное желание. Ладонь скользнула в складки косоде и пригладила нежную кожу ее бедер и ягодиц. Пальцы поступили еще смелее – нырнули, лаская, горевшую Куросаки изнутри, но необычно напряженную и неотзывчивую... Джагерджак опустился подбородком на плечо Ичиго и прижался губами к ее щеке: он понимал, что ей не нравится не видеть его глаза, но месть – благородное дело. Тем более, не видя его лица, она сможет кричать куда свободнее и сильнее, отбросив все сомнения и стеснения, чего Джагерджак, как раз, и добивался: «Мой немой, от отчаянного сдерживания, рык в обмен на твой, душераздирающий от экстаза, крик, киса. Сегодня я вырву его из тебя, ведь здесь нас никто не сможет слышать...»
Гриммджоу резко вошел в сдавшуюся таки его ласкающим рукам и настойчивым поцелуям Куросаки: было горячо и влажно, приятно и успокаивающе, как всегда. Он с громким удовольствием выдохнул: как же он соскучился по этим ощущениям за эти пять дней без нее! Рыжая головка запрокинулась назад, но уткнулась в прислоненного к затылку Джагерджака, жарко и хрипло дышавшему от соскучившегося удовольствия обладания ею. Он угрожающе прорычал, как жадный зверь, на ее попытку высвободиться и сменить неудобное положение. Мокрый от страсти и перенапряжения, он задвигался в ней настойчивее и пронзительнее. «Чего ты добиваешься, Гриммджоу?» Голова закружилась от внезапно нахлынувшего наслаждения и Куросаки застонала, капитулируя перед его беспощадным напором. «Мало…» – Мечтательно произнес Джагерджак, требуя себе от нее не стонов, а криков. Задвигался еще быстрее, едва сдерживая себя на пределе – он продержится ровно столько, пока не выхватит из ее уст побежденный крик.