Blue Strawberry

Kurosaki Shizuka

Раздавшийся рев, несомненно слышимый отовсюду, оповестил всю округу Сейрейтея о появлении огромного пустого прямо в расположении десятого отряда.

– Пустой? Откуда?! – Несколько синигами выбежали из бараков и чуть ли не уткнулись впритык в зловещего монстра, похожего на какого-то доисторического ящера или динозавра, неумолимо двигавшегося на них громкими шагами, выставляя вперед смертоносные когти и выпуская в небо смертоносные серо-пламенные языки.

– Воу!!!! Кур-р-росаки???!!!

Джагерджак тоже чуть не вписался в белого ящера с разбегу, выходя из сонидо. Голубые глаза в мгновенном

и обезоруживающем замешательстве сверкнули на монстра: в прошлый раз, там, на крыше Лас Ночес, Пустой Куросаки выглядел иначе… Такой себе устрашающий и на все-плевавший суперсолдат, но эта форма… Совершенное животное… Тупое. Безвольное. Угнетенное. Уставшее. Апатичное даже. С огромными, тянущими его книзу под невидимым грузом конечностями, шипами по телу, беспорядочными рыжими прядями и горящим огнем в жутких зрачках…

Секста с жалостью наблюдал, как Пустой бездумно брел, напирая на всех, кто попадался ему на пути. Точно он и не видел впереди себя никого и ничего. Точно не соображал, что творил, не контролировал действия, даже не смотрел вперед. Громадная механическая машина, которая передвигалась автоматически, без управления и без пилота...

«Куросаки? Кис-с-са…- По лицу Пантеры пробежала боль, а глаза утонули в черной бездне глаз монстра. – Куросаки... Ты там?.. Или тебя уже...» – Он сглотнул, боясь додумать в мыслях то, что уже случилось в реальности. Гриммджоу, повергнутый в шок, не в состоянии оторвать взгляд от отчаянно-бредущего по этому миру монстра, у которого не было мыслей и у которого не могло больше теплится чувств, просто встал на его пути, отключив сознание…

Но скоро его заставили прийти в себя голоса:

– И арранкар здесь? – Зашумели стоящие неподалеку синигами сильнее. – Нужно устранить пустых немедленно. Хоть капитана и лейтенанта сейчас нет, но мы ведь в состоянии и сами сделать что-то…

Офицеры потянулись за катанами, но у сверхскорого на реакцию Сексты сработал рефлекс по спасению Куросаки и сохранности собственной шкуры. Он с легкостью вырубил этот немногочисленный отряд всего лишь парой мощных ударов, совершенно не заботясь о последствиях и о пострадавших...

Король Пантер обернулся и взглянул на того, кого сейчас было глупо защищать от бдительных синигами, ведь это ему впору было защищаться от этого бездумного чудовища. «Что ж пускай будет так, как ты хочешь…» – не сводя отчаянно-голубых глаз с «машины для убийств», в которой растворился рыжеволосый благородный воин, Гриммджоу осознал, как с принятием этого факта все вдруг разом утратило для него смысл. Его жизнь. Его пребывание здесь. Его страхи. Он потерял все, что так долго искал и все, к чему так сильно стремился. Куросаки. Ее вобрал в себя этот монстр, так пускай же и его приберет к себе тоже... Арранкар повернулся к Пустому всем телом, не собираясь никуда убегать от все разрушающей поступи когтистых лап...

Ящер замер, явно заметив эту картину. Будто в нем произошло какое-то прозрение и в мертвой голове проклюнулось не звериное сознание. Монстр остановился, издав жалобно-душераздирающий крик и отреагировав на то, что арранкар принялся медленно приближаться к нему навстречу, безоружный и бесстрашный, сбросив свой ресуррексион и стерев бессменную улыбку с лица. Эспада,

весь в белом, подошел к такому же белому ящеру впритык: какой нелепый цвет для существ олицетворявших безжалостное и беспринципное уничтожение.

Голубоволосый воззрился на своего последнего и истинно смертельного врага, гордо вскидывая волевой подбородок и запрокидывая голову назад. Секста оказался почти вдвое ниже Пустого, но монстр исправил этот недостаток быстро. Обхватив мощными пальцами мускулистую шею арранкара, он приблизил того к себе, просто к скалящейся острыми клыками пасти.

– А-а-а-р-р-р!!! – Издало жуткий рев чудище, обжигая клокочущим изнутри жаром свою жертву и демонстрируя смертоносные клыки. Этим его было не напугать, и Джагерджак лишь улыбнулся: что-то в этом ему все-таки беззастенчиво напоминало Куросаки с ее вызывающей дерзостью и превосходством силы.

Гриммджоу в порыве воспоминаний, позволил себе закрыть глаза и подумать обо всех лучших моментах в его жизни: оживление ее карамели под небом Лас-Ночес, отраженный серп Ннойторы и победа над ее Пустым в бою с Улькиоррой, Шинсо в его груди вместо ее сердца, предсмертные объятия перед Айзеном… Ее первое «Гриммджоу» во сне и привычка засыпать вместе. Она, искавшая его под дождем и он встречавший ее у порога. Их первый поцелуй, их первый восторг, их первое «люблю»… Удивительно-приятное, но тоскливо-ноющее чувство вонзилось иголкой в сердце арранкара: лучшее, что случалось с ним, все было связано с Куросаки...

Пальцы монстра сжались вокруг горла Сексты сильнее, требуя внимания жертвы перед неминуемо близкой смертью. Шейные позвонки начали хрустеть под тяжестью злобы и ненависти этого существа, ослепленного яростью и жаждой крови. Лучезарно-голубой взгляд скользнул по рыжей гриве, а после – уставился в черные глазницы Пустого, который поглотил его любимую женщину. Как она смела поддаться ему?.. Как позволила ему запихнуть себя в это тело?.. Как смогла умереть в этом мраке, отказавшись от жизни, от их жизни?.. Жалобный рык вновь ударился в чело голубоволосого, и чуждая чернота взгляда впилась ему прямо в душу. По лицу Пантеры пролилась слеза: он видел в этих глазах для себя лишь смерть, а так хотел увидеть в них свою любимую живую карамель…

====== LXXXVI. МИР НАИЗНАНКУ: БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ ======

Оглушенная разрывающим давлением чуждой силы, Куросаки стремительно падала в пропасть глубинной пустоты и абсолютной неосязаемости. Сдавшаяся в плен внутриутробному страху и всепоглощающему отчаянию, девушка осознавала: вслед за ее телом, попавшим во власть Пустому, катастрофа полного поглощения коснется и ее внутреннего мира. Это был лишь вопрос времени. Ее духовная оболочка уже неумолимо таяла, распадаясь на мириады молекул, которые, мгновенно отсоединяясь, бесследно тонули в пелене окутавшего Ичиго белого густого тумана, отделившего ее от своего мира. Точно стремительный водоворот, этот туман затягивал безвольно поддающееся сознание разбитой синигами в ее бессильно-хлипком футляре все ниже и ниже, туда, где выхода уже просто не существовало – на самое дно ее души, где Куросаки поджидала безропотная участь лежать под могильной плитой из огромного слепка когтистой лапы раздавившего ее сущность чудовища.