Blue Strawberry

Kurosaki Shizuka

Кучики виновато, но все-таки улыбнулся. Прижавшийся в обрушившейся на него неге к рыжей челке, он с наслаждением окунулся в золото дорогих очей на прощание. Увидятся ли они вновь, пока у временной синигами еще будут оставаться силы, он не ведал, но точно знал, что навсегда выгравирует в своей памяти этот удивительно гордый, но в то же время невыносимо ласковый взгляд.

– Прощай, Куросаки Ичиго, – прошептал капитан и легонько прижался губами к ее макушке.

«До свидания…» – Повторила она уже раз сто в уме последнюю сказанную Бьякуе фразу, войдя в захлопнувшийся за ней сенкаймон.

– Я знаю, что ты здесь, Урахара, – девушка недовольно поморщилась, приглядевшись к знакомой маскирующей пространство

ширме.

– Я ничего не видел… – Лукавое лицо шляпника появилось из-за свернувшегося края не то покрывала, не то картона. Надутые губы и хмурые брови Куросаки вынудили его признаться: – Ну, хорошо, если и видел, то никому ничего не скажу, – кивнул он, не юля и зная, что Ичиго может быть уверенной в этом: в отличие от своей кошки, Кисуке, действительно, умел хранить тайны, даже от нее…

====== XCIII. МИРНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ: ОТДЫХ ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ ======

От Каракуры до ближайшего живописного уголка на берегу моря было несколько часов, но сверхскоростной поезд ехал плавно и бесшумно, совершенно не утомляя своих пассажиров изнурительным путешествием. Правда, в вагоне таковых было немного. «Странное явление для разгара лета», – удивлялась Куросаки и, покосившись на своего любимого арранкара, допустила шальную мысль: не иначе, как Секста постарался для этого, не то распугав всех туристов злобным рыком, не то перебив половину собравшихся, как и они, на отдых… Что и говорить, но людей Джагерджак недолюбливал.

Гриммджоу лежал головой на коленях у Ичиго, намеренно выставив свои длинные ноги в проход меж сиденьями. Редко проходящие мимо них пассажиры, как и стюард, только кривились от столь неподобающего поведения, но вот выражать свое недовольство вслух не решались – уж больно крепким и неприветливым казался им этот наглец: высокий, мускулистый, с взлохмаченными волосами, колючим взглядом, скептически поджатыми губами и огромным шрамом на груди. Этому типу явно не стоило становиться на пути, ибо всем своим видом он сообщал окружающим: «Не лезь ко мне – убью».

Очередная недовольная ужимка стюарда в адрес парочки, сидевшей на местах 15 и 16, вызвал приступ внутреннего хохота у Куросаки. Наверняка, бедный паренек уже проклял этот день, когда к нему в вагон сел некто Гриммджоу Джагерджак, наплевательски относящийся ко многому, в особенности, к каким-то там правилам приличия. Ичиго, поначалу красневшая за невоспитанность своего парня, попыталась делать ему замечания. Но сдавшись сразу же после второго по счету разу, предпочла тактику Сексты – ко всему относиться эгоистично-пофигистически: пожалуй, они даже заслуживали пожить так, в свое же удовольствие, дважды отвернув конец света от этого мира. Собственно, за этим самым удовольствием они и ехали на море, выбравшись из душной Каракуры, сбегая от друзей и обязанностей, дабы насладиться хоть несколько дней миром и друг другом.

Ичиго понежилась в луче блеснувшего в окошко полуденного солнца. А вот арранкара на ее коленях оно вовсе не порадовало: сквозь полуопущенные веки девушка наблюдала, как он зажмурился от болезненно полоснувшего по сосредоточенным глазам света. Девушке не хотелось закрывать окно, ведь за ним сменялись удивительно красивые летние пейзажи зеленого леса и синего океана, которые временная синигами за своей работой и случившейся войной, кажется, не видела целую вечность.

Но и любимого арранкара было жаль. Куросаки слегка склонилась над Гриммджоу, отчего отросшие прядки сползли вперед и занавесили раздражающий его свет мягкой оранжевой шторкой. Джагерджак довольно улыбнулся и тут же замурлыкал, когда нежные пальцы следом зарылись в его густую шевелюру. Мозг поплыл от приятных и ласкающих прикосновений, хоть взгляд Сексты был все также напряжен от свалившегося на его голову «внешнего раздражителя» – преподнесенного Урахарой iPhone, в котором арранкар устал

уже разбираться…

– Фу-у-ух, – с шумом выдохнул Пантера и сжал до хруста в ладони взбесивший его предмет. У него появилось жгучее желание вышвырнуть эту адскую машинку подальше, и, будь окно напротив открыто, он бы так и поступил.

Арранкар гневался как-то по-детски мило, что позабавило Куросаки. Не испытывая более терпения взрослого ребенка, Ичиго поцеловала его в нахмурившийся лоб, желая тем самым остудить импульсивную ярость, вспыхнувшую из-за какой-то неважной мелочи. Однако Гриммджоу задрал подборок выше, требуя иного успокоительного: раздраженный Секста – ненасытный Секста. Девушка усмехнулась и подставила свои никогда не противящиеся его напору губы, позволяя Джагерджаку терзать их столько, сколько потребуется, чтобы он выпустил пар…

В обеих парах наушников, подсоединенных через сплиттер к телефону Куросаки, как нельзя, кстати, заиграла какая-то успокаивающая и ненавязчивая мелодия: и не медленная и не быстрая, не веселая и не грустная, действительно, спокойная и какая-то «волшебная». Так определила Ичиго про себя настроение этой композиции и нарисовала в уме совершенно удивительную картину играющих на гитаре маленьких фей или эльфов – жителей какого-нибудь сказочного леса, в котором сейчас, закрыв глаза, можно было представлять уединенными и их вдвоем с Гриммджоу…

Секста также довольно промычал в губы рыжеволосой. За проведенные уже два с лишним часа в дороге, он прослушал почти всю музыкальную коллекцию Ичиго. Что-то ему нравилось, что-то не очень, но он упорно хотел дослушать все до конца. Хотел узнать, что ей нравится, чем она дышит, под что грустит, на что заводится… Музыка, оказывается, весьма органичная вещь в человеческой жизни, которая будто дополняет недостающую гармонию как в обыденных вещах, так и в сугубо интимных. Даже сейчас, целуя Куросаки вот уже три песни подряд, Гриммджоу, не без удовольствия для них обоих, менял темп и напористость своих движений, подстраиваясь под должный ритм и прислушиваясь к тем чувствам, которые пробуждали в его душе, действительно, стоящие вещи. Именно такими ощущениями стоило наслаждаться и отдавать этому все свое время, которое было глупо посвящать негативным эмоциям и размениваться на бесполезность. Уж кого-кого, а жизнь научила их обоих ценить каждую мирную минуту и моменты проведенные вместе.

Когда Джагерджак остановился, Ичиго, отстранившись лишь на пару сантиметров от его кончика носа и стянув наушники с обоих, мягко улыбнулась ему:

– Вот видишь, телефоны не только раздражения приносят, они могут хранить и наши удовольствия.

– Не согласен. – Покачал головой Гриммджоу. – Музыка – это, конечно, здорово, но… – он коснулся пальцами облака нависавших над ним рыжих прядок, – тебя же в телефон не запихнешь? А ты – мое главное удовольствие.

– Ну, можем, сделать так… – Куросаки потянулась за телефоном Пантеры и, зайдя в меню, нажала на иконку фотокамеры. Она вытянула руку вперед над ним и, выстроив нужный ракурс, скомандовала: – Улыбочку! – Гриммджоу не в силах сопротивляться какому-то магическому воздействию этого слова, усмехнулся своей широкой, открытой и немного шальной лыбой, которую Ичиго сложно было переплюнуть. Но она тоже усмехнулась, меряя шириной улыбки свое истинное счастье. А счастье у Ичиго было огромное – примерно таких же размеров, как пригревшийся на ее коленях голубоглазый арранкар. Щёлк! – Вуаля! – И рыжая подала Гриммджоу телефон, на экране которого красовались две безумно симпатичные мордашки, не скрывающие своего счастья. – Поздравляю нас с первым совместным фото! – Чмокнула она в щеку довольного Сексту и вновь улыбнулась широко и искренне, радуясь про себя тому факту, что теперь у нее имелось документальное свидетельство того, что все происходящее с ними – точно не сон…