Blue Strawberry

Kurosaki Shizuka

Небольшой трехэтажный коттедж на несколько комнат для отдыхающих приветливо встречал белоснежным фасадом, выделявшимся на фоне далеко уходящей за горизонт лазурно-синей глади океана. «Белый. Синий. Любимые цвета Гриммджоу, – восхитилась Куросаки, – как по заказу». По его довольному виду она заключила, что милый отельчик пришелся по вкусу и Сексте. Главным же достоинством этого местечка, как обещала информация на сайте, были обещанная уединенность, что не могло не радовать Джагерджака, и частный пляж в непосредственной близости к гостинице, что привлекло, в свою очередь, Ичиго, обожавшую понырять, и поплавать, и позагорать.

– А вот и наш номер… – Остановилась Куросаки у белой двери в тупике

коридора, и являвшейся средней комнатой крыла на трое апартаментов. Соседние, к счастью для влюбленной парочки, были не сданы, а, значит, никто не станет им мешать или возмущаться вполне ожидаемому шуму от молодежи.

– «15»? Ты издеваешься, да? – Фыркнул Пантера на безнадежную одержимость рыжей этим числом. – «Прости», – беззвучно прошептала она, улыбаясь якобы виновато. «Врушка», – сузил свои голубые глаза арранкар, точно зная, что здесь не обошлось без скрытого умысла.

Интерьер внутри оказался тоже довольно милым – все в том же белом цвете с синими и бирюзовыми вкраплениями. Пройдя в спальню, Куросаки застыла на месте: просторный балкон с панорамными окнами и мраморными перилами предоставлял потрясающий вид на просторы бескрайнего океана, который приятными рокочущими волнами набегал на белый песок широкого побережья. «Мы в раю…» – Восхищаясь, заключила девушка.

Стоит ли говорить, что Джагерджака воодушевляли иные вещи, собственно говоря, в пределах самой спальни, где красовалась огромная двуспальная кровать с белоснежными простынями и кучей голубых подушек. Гриммджоу бы уже с радостью представил в своем воображении себя и Куросаки, кувыркавшихся здесь, но пока завалился на кровать, падая от банальной усталости. Переезд, гигай, голод… Для Пантеры многие вещи приносили дискомфорт, но только не попка Куросаки в обтягивающих белых джинсах, вид которой услаждал прищуренный глаз арранкара, и не мягкий матрас, уют которого приятно расслаблял мышцы.

И все бы было еще лучше, если бы не было так…

– Жарко!!! – В один голос протянули развалившийся почти на всю кровать Секста и присоединяющаяся к нему Ичиго, распарившаяся на балконе под все еще пекущем послеобеденным солнцем.

От июльского зноя спасение в комнату не приносил ни исправно работающий кондиционер, ни распахнутый настежь балкон с долетающим прохладным бризом. Ясное дело, что освежиться в прогревшемся за день океане, да еще и под беспощадными лучами солнца, было невозможно. А потому оба путешественника, поддаваясь одной и той же идее, стремглав влетели в ванную комнату.

– Ванная! – Ткнула Куросаки пальцем в просторную белую купель, манящую многообещающим расслаблением и приятной негой.

– Душ! – Выпалил Джагерджак, помышляя об охлаждающей свежести и желаемой бодрости.

Ичиго попыталась сделать бровки домиком, но, увы, так красиво и невинно, как у Иноуэ, у нее не получилось. Гриммджоу поморщился, явно не собираясь поддаваться уговорам и мольбам, для чего демонстративно скрестил руки на груди. И вообще, как она себе представляла делать «это» в скользкой и неудобной ванне???

– Ну, хорошо… – Неохотно буркнула девушка, улавливая ход мыслей Сексты по лукавым голубым глазам. – Но! Вечером – моя взяла!

Гриммджоу потянул хитрый уголок ухмылки вверх, обнажая скалящиеся от удовольствия зубы. Ни слова не говоря, он закинул рыжую к себе на плечо и зашагал к душевой кабинке – просторной, в зеркалах, и, похоже, звуконепроницаемой. С отелем они таки не прогадали!

Вода зашумела, сразу падая освежающим не холодным дождем на головы все еще одетых Куросаки и Джагерджака. Чем не воспоминания об их первой ночи? Кажется, с тех пор они прожили чуть ли не полжизни, но это произошло всего лишь две недели назад. Две недели, как они официально встречаются, но вот таких моментов,

которые они проводили наедине, не думая больше ни о чем, кроме друг друга, заботясь о своем наслаждении, лелея обретенную любовь, осуществляя приятные фантазии и строя милые мечты, можно было пересчитать по пальцам… А ведь это было здорово и так... по-человечески, что ли. Секста Эспада, медленно приспосабливающийся к такой вот жизни, день за днем, находил какое-нибудь новое подтверждение пользы быть человеком. Конечно, он не отторгал своего естества – ему нравилось быть сильным, скорым, неуязвимым арранкаром, но быть человеком ему тоже пришлось по сердцу, и единственным, но все перевешивающем достоинством в этом была только его Куросаки…

Ичиго засмотрелась на дивно преображавшегося Гриммджоу: искусственный дождь смягчил вечно раздраженные колючие пряди волос, углубляя их голубой озорной цвет до успокаивающего синего. Струйки воды очерчивали красивое рельефное лицо, выглядящее в этой немного меланхоличной атмосфере, немножко грустным и даже серьезным, под стать случившейся не к месту задумчивости в голубых глазах.

– Эй, Гримм… – Позвала его тихо Куросаки, скользя подбородком к его уху. Приласкавшись затем щекой к его щеке, она прижалась намокшей длинной челкой к несколько напряженному лбу. – Я знаю, что девушкам об этом не принято спрашивать у парней, но… О чем ты сейчас думаешь? Что тебя тревожит?..

Секста рассеянно посмотрел на девушку: кажется, он и не заметил, как впал в какое-то несвойственное ему чувство прострации. Это было так непохоже на него и даже непростительно, тем более, здесь, сейчас, когда совсем иные мысли, желания, ощущения, а не сантименты, должны были отключать его мозг. Но никто его не порицал за это. Вот что было поистине странно и… до жути приятно. Гриммджоу застыл теперь сосредоточенным взглядом на спокойной и теплой карамели в любимых глазах – что бы он ни делал, что бы ни говорил, что бы ни думал, они всегда отзывались запредельным, необъяснимым пониманием и принятием. Наверное, по этой причине он не побоялся признаться:

– Я… думал о том, что, похоже, мне начинает нравиться быть человеком… – Рыжеволосая облегченно выдохнула и осклабилась. Пантера легонько взял ее за подбородок и приблизил к себе снова: – И это лишь благодаря тебе, И-чи-го…

Арранкар в свойственной ему кусающе-нежной манере с наслаждением коснулся сначала нижней губы любимой девушки, затем и губы верхней. Поцеловал левый уголок ее растущей улыбки, через миг – поцеловал правый. Сильные большие ладони скользнули по мокрым щекам под прилипшие шелковистые пряди, превратившиеся из ярко-огненных в рассветно-красно-оранжевые, волнующие своей новой неведомой насыщенностью и даже мистичностью. Карамель задрожала, под мелкими капельками, упавшими на вызывающе черные для этой солнечной красоты ресницы. Гриммджоу, не смыкая век, окунулся с поцелуем в рот Куросаки и, впиваясь в любимые глаза, молил девушку также смотреть на него все это время.

Новое чувство постоянного присутствия партнера во всех твоих мыслях и действиях вселяла дерзость и даже некоторую наглость в обоих. Не отвлекаясь от созерцания карамели и неба в глазах друг друга, не ослабляя настойчивого сплетения языков и живя одним жарким дыханием на двоих, арранкар, не собираясь отстраняться или прекращать натиск, дал волю рукам, слишком хорошо знающим свое дело и не требующим дополнительного внимания. Нахальные пальцы бесстыже стягивали намокшие джинсы сразу же вместе с бельем. Сначала с нее. Потом с себя. Осмелевшие и самоуверенные, но, в то же время, не желавшие отвлекать сплетение лиц и душ, они в странной заботе разорвали черную футболку на часто вздымающейся, наливавшейся груди, затем рванули белую майку на мускулистом торсе своего хозяина.