Blue Strawberry

Kurosaki Shizuka

Гриммджоу взмыл вверх и пустился в сонидо, настигая в несколько секунд Каракуру, хоть она и оказалась на приличном расстоянии от того места, где он приземлился. Чутье не подвело его: слишком много участников битвы – прошедшей и продолжавшейся – предстало его глазам. Капитаны и вайзарды сражались по несколько человек с тремя из высшей Эспады. На земле под ними беспорядочно валялись, как мусор, тела поверженных фрассьонов. Раненых же синигами, наоборот, в своеобразном светящемся лазарете собирала и бережно лечила капитан, сопровождавшая Куросаки из Уэко Мундо. Сама Куросаки в одиночку сражалась

с Ичимару Гином, тогда как высвобожденного Пустого Тоусена пытались одолеть два синигами – капитан с собачьей мордой и лейтенант со шрамами на лице. Против Айзена же выступили сразу трое – громадный мужик в шихакушо, чудак в полосатой шляпе и с тростью, а также чрезвычайно грациозная женщина со странными щитками на руках и ногах.

«Глупцы…» – Подумал Джагерджак, наблюдая за тщетными попытками этих троих нанести хоть какой-то урон телу Айзена, уже вставшему на путь своего перерождения под действием хогьоку. Его желание превзойти всех-всех единственной своей силой теперь, похоже, сбывалось и вселяло грусть в арранкара: и этому чудовищу он служил когда-то?

Секста обратил свой взор на тех синигами, которые из последних сил сражались с Тией Харрибелл, Барраганом Луизенбарном и Койотом Старком. Неохота было вмешиваться в это сражение, но раз он уже прибыл, то – просто из чувства азарта – не удержался, чтобы не нанести пару незаметных и оттого еще более безжалостных ударов по своим бывшим товарищам. Ослабленные и недоумевавшие, теперь они становились легкой добычей даже для новичка-лейтенанта.

Джагерджак поспешил туда, где рыжеволосая синигами, просто не успевая наносить ответные удары, избегала уколов сверхскорого Шинсо Ичимару. Коварный, как и его хозяин, клинок оставлял все новые и новые отметины на щеках, шее, плечах, руках, бедрах и ногах Куросаки. Гриммджоу отказывался верить в это, но его глазам предстала не непобедимая в своей уверенности и силе синигами, а запуганная, сдавшаяся, слабая девчонка. Сидевшая на коленях и лишь инстинктивно уворачивавшаяся от ударов, рыжеволосая с потухшими глазами вызывала жалость и неуемную печаль в его сердце.

Что произошло? Неужели эта серебряноволосая змея оказалась настолько сильной, что повергла в шок Куросаки и приблизила ее к неминуемому концу?

До затаившегося в двух шагах от места битвы Гриммджоу вдруг донеслась тирада издевавшегося Гина над своим почти поверженным противником.

– …и ты решил победить Айзена? С такой-то силой? Видя подобную слабость, я не позволю тебе больше сойтись снова в бою с Айзеном-сама…

«Снова?... Вот оно что… Так ты уже сражалась с Айзеном?.. – Нахмурился Джагерджак. – И сдалась?! Выжила, но сдалась?!!!»

Негодование взволновало кровь Сексты Эспада. «Почему она застыла? Почему не пользуется маской?!» Ярость, бьющая вулканом внутри всего естества, заставила все тело задрожать от гнева. «Или ей просто жить надоело?!» Еще один миг этой рабской покорности в ее действиях – и он готов был сам прикончить Куросаки на месте...

Но тут Ичимару громко и грубо попенял Куросаки. Казалось, от столь несвойственного для него самого тона, в стиснутых щелках промелькнули голубые огоньки:

– Ты разочаровал меня, синигами! Я думал ты стал сильнее,

но… Беги… Если хочешь выжить… – Пренебрежение исказило его лицо и даже вечная улыбка исчезла из его лица, съеденная горечью.

Глаза Ичиго дрогнули и пламя на миг вернулось в ее зрачки. Как сильно унизил ее сейчас этот человек, которому было наплевать на ее страх, усталость, тревогу и замешательство…

– Беги, Куросаки Ичиго… – Повторил Гин. – Или я убью тебя немедленно.

Острое жало Шинсо сверкнуло в его руках, заставляя Куросаки остолбенеть, а Гриммджоу вздрогнуть.

«Она, что, рехнулась?» – Только и успел подумать арранкар, как тут же ощутил в своей груди быстро и плавно входящее лезвие занпакто Ичимару.

Все трое – Куросаки, Гин, да и сам Джагерджак – с завороженным взглядом смотрели, как тонкая игла Шинсо, обагренная кровью, покидала пробитый белоснежный покров ресуррексиона Гриммджоу, оказавшегося в один миг между мечом и сердцем Куросаки.

– Ты?.. – Округлил свои глаза-щелочки Ичимару.

– Гримм-джоу?.. – Выдохнула его имя Ичиго.

Секста медленно повернул к ней лицо и сверкнул яростным голубым светом.

– Сла-бач-ка… – Прошептал он почти беззвучно. – Мне гадко, что я проиграл тебе…

Немая сцена нависла над всеми и в этой холодящей душу тишине, Гриммджоу со вздохом откинулся на спину. «Снова сражен…» – Подумал он и закрыл веки.

Губы Куросаки дрогнули и ее, застывшие на лице Секста Эспады, глаза сами собой проронили слезу…

– Ичимару, что здесь произошло?

Возникшая вдруг недюжинная реяцу вдавила Куросаки тяжестью в землю. Ее руки погрузились в песок по запястья, а голова с трудом могла поднять взор. Перед ней стоял уже не человек, а существо – с фиолетово-угнетающими глазами, идеально сложенное, с неизменной гордой посадкой головы и величественной осанкой.

– Гриммджоу? – Слегка удивленно спросил Айзен, заметив своего Эспаду у ног Ичиго.

Он давно считал его погибшим в схватке с Куросаки, но, похоже, временный синигами оказался слишком слаб даже для того, чтобы добить свою жертву. Его взгляд не без садистского наслаждения заметил обескураженное выражение лица Куросаки.

– Оставь их, Гин… – Обратился он к своему помощнику. – Сначала я уничтожу настоящую, столь любимую Куросаки, Каракуру, а потом приду и сам убью этого человечешку…

– Как скажете, Айзен-сама. Я просто не хотел, чтобы вы беспокоились по пустякам.

– Все в порядке, Гин. Здесь больше нечего делать. Открывай сенкаймон, мы идем в Общество душ...

====== XXXII. ВЗРОСЛЕНИЕ СИНИГАМИ: СПАСТИ ВЕСЬ МИР ======

Куросаки, опустошенная шоком и ужасом, заворожено смотрела на бледное лицо арранкара с голубыми волосами. «Откуда он здесь взялся?» – не тот вопрос, который занимал ее сейчас. «Зачем он это сделал?» – звучал в ее голове сильнее.

Ее рука замерла в нерешительности, нависнув над его щекой. Но все же дотронулась. Холодная, точно и не было в ней жизни никогда, точно не горела в ней та ярость и страсть, которые привели его сюда. Неужели он сам хотел убить ее? Столько ненависти читалось в его необычайных глазах, когда он в последний раз взглянул на нее и обвинил в слабости…