Blue Strawberry
Шрифт:
«Мне это нужно», – ответили просяще обеспокоенные ночными кошмарами глаза. Они требовали чего-то хорошего, доброго, теплого…
– Тоже мне… нашла успокоительное, – сменил гнев на милость Секста и поцеловал ее. Куросаки опустила виновато глаза, поддаваясь накрываемой их сладостной неге…
...Джагерджак не был в восторге от столь медленного темпа и совершеннейшего беззвучия. Но он старался. Двигался плавно, по-кошачьи, грациозно выгибая спину, пластично впечатывая бедра в кольцо ног Куросаки, сдерживающих его неуместный сейчас яростный порыв. «Я отомщу тебе, Кур-р-росаки», – клялся себе прирученный Пантера, которого временно посадили на цепь. Впрочем, как любитель экспериментов, было что-то и в этом для него интригующее: довести девушку
В комнату стал пробираться рассвет… Продолжительная мучительная пытка для парочки «мазохистов» под сенью отцовского дома близилась к завершению.
Рыжеволосая вонзила когти в спину арранкара на пике своего удовлетворения и безжалостно провела ими от ягодиц до плеч партнера. Он со сладкой болью прорычал, клацая зубами, чтобы не выдать себя посторонним.
– А-ах… – Гриммджоу среагировал вновь на тишину и вовремя накрыл рот Ичиго своей настойчивой рукой. Ее раздиравшее душу удовольствие горячими толчками ударялось в дрожащую ладонь любовника, который и сам стоял на пороге собственного накатывавшегося наслаждения. Однако взорвавшееся солнце в ее карамели заставило замереть парня на мгновение, восхищаясь столь невиданным явлением.
Пантера внутри него тут зарычала сильнее, сотрясая грудь Сексты шквалом, который рьяно рвался через горло Джагерджака наружу с громким победным ревом. И в этом – ой-ой – была и проблема: такой рык девичьей рукой так просто не остановить. Он двигался яростнее, быстрее, на крае, и дальнейшая безысходность ситуации стала разжигать пожар безумия в голубых глазах, отлично видных теперь в рассветном сиянии. Куросаки испуганно посмотрела на арранкара и поняла, насколько опасной была ее идея. Играть в молчанку с диким страстным зверем... Беды им не избежать! Она тщетно искала выход из ситуации. Ах, если бы не чертова вечеринка… Не то чертово платье без бретелек, которое она хотела ему показать…
«Ксо!!!» – Отправила все к чертям Ичиго, и схватив Джагерджака за голубую шевелюру уткнула того в свое плечо. Пускай вонзается, как обезумевший вампир, ведь это она его соблазнила. Однако боли не последовало… Вместо нее – глухой пронзительный крик рядом с шеей. Подушка удачно приняла удар на себя. По обе стороны от девушки раздался треск разодранной простыни. Нервы у Сексты тоже нашли должный выход.
Мокрый от сброшенного напряжения и взбудоражившего его наслаждения, Король Пантер дрожал и заворожено смотрел на исход своей страсти.
– Больше в такие игры не играю… – Проронил он, садясь на край кровати. Если бы он курил, то, наверное, сейчас бы не обошелся и целой пачкой сигарет. Голубые глаза обиженно посмотрели на Куросаки: «В самом деле, издевательство какое-то, я же тебе не котенок!»
Ичиго согласно кивнула, полностью осознав свою ошибку. Она выглядела виноватой и несколько напуганной. Джагерджак хмыкнул и, положив руку на рыжую макушку, ободряюще взлохматил волосы. Затем приласкал ее щеку:
– Зато теперь, киса, ты точно крепко заснешь, – выдохнул Гриммджоу и улыбнулся.
Ее губы дрогнули в ответной улыбке: оптимизма ему не занимать – как раз, то, чего ей так всегда не хватало.
Где-то в другой комнате дома раздался звонок будильника.
Арранкар живо оделся, чмокнул в губы свою девушку и выпрыгнул в утро через подоконник. Куросаки не понравилась вспыхнувшая в голове параллель о прощании Ромео и Джульетты. Тревожный сон также всплыл в подсознании и дурное предчувствие растеклось в ней вслед за любовным удовольствием,
Куросаки даже предположить не могла, насколько близка была к этой истине: дождавшись и удостоверившись, что Ичиго таки уснула спокойно, притаившийся за окном Гриммджоу Джагерджак решил в своей присущей манере избавиться, как минимум, от одного фантома из сна временной синигами. Он пронаблюдал поднимавшееся солнце на горизонте и окинул взглядом пробуждавшуюся Каракуру: «Хорошо, Иноуэ Орихиме, я сделаю то, что ты желаешь. Но не для тебя, а для Куросаки… Разом вырву из ее внутреннего мира призрак прошлого и принесу тебе из пекла рассыпавшийся прах прозревшего бездушного Куатро. Но, клянусь, вам обеим – если он хоть кого-то из вас заставит страдать, я лично вырву из него сердце…»
====== LXII. МИЛОЕ ПРЕОБРАЖЕНИЕ: ВСТРЕЧА «ОДНОКЛАССНИКОВ» ======
Орихиме жмурилась от солнышка, пробиравшегося через легкие шторки в комнате Куросаки. Оно веселило и согревало ее, хотя на душе девушки и так было слишком тепло и хорошо: сегодня утром заявившийся на пороге Секста Эспада пообещал ей отправиться завтра в Лас Ночес. Надежда с новой силой возрождалась вслед за каждым ударом сердца Иноуэ. Теперь, кажется, и ее серые глаза излучали не такой уж печальный свет, вовсе неподходящий к сегодняшней прогулке, к такому радостному солнцу, к беззаботному лету, к удивительно счастливой Ичиго, которая заставляла все и всех вокруг себя улыбаться, глядя на нее… Удивительные перемены. Давно ли она была тем рыжим хмурым пареньком, который вопреки своей непомерной доброте и справедливым стремлениям, казался не героем, а, скорее, мучеником?
Сейчас все было по-другому и Орихиме радовалась этому, заворожено смотря на отражавшееся в зеркале рыжеволосое солнышко, подкупавшее столь безоговорочным и естественным, невероятно умилительным и просто восхитительным обаянием. Неужели это все ее харизма? «Нет, – усмехнулась про себя Иноуэ и эгоистично понежилась в невидимых лучах тепла Куросаки. – Это все ее счастье…»
Признаться, сероглазая не совсем понимала причину сегодняшней встречи Ичиго с ее школьными друзьями и синигами, с которыми они сблизились. Что она хотела рассказать им, если все ответы были написаны на ее лице? Врожденные гордость, упрямство, непокорность просто сыграли с ней злую шутку и нарядили в «мужской костюм», который она так долго не позволяла себе снимать. Причины для этого могли быть какими-угодно и вряд ли объяснение их подходило для чужих ушей. Куда важнее была иная цель сегодняшнего «выхода» – показать преображение временной синигами, которой она не была на самом деле, а которой стала сейчас, пройдя сложный путь своего внутреннего перерождения. Ведь сложно просто называться женщиной или мужчиной, нужно, прежде всего, чувствовать себя таковой. Куросаки могла надеть на себя тысячу платьев и сотен пар туфель с каблуками, но угрюмый взгляд и колючая душа не сделала бы из нее девушку ни на минуту. Глубокая печаль и случившееся с Ичиго одиночество после смерти матери надломили ее… и, как ни странно, собрать себя снова ей помогла дружба.
Эта душа, как никто нуждалась в этом. И как никто иной умела дружить. Жертвенно, всепрощающе и навечно, не крича об этом повсеместно, но доказывая делом, рискуя жизнью, никогда не кривя сердцем и приходя всегда всем на выручку. «Куросаки-тян, ты больше не одинока. Знаешь ли ты, как много у тебя появилось друзей благодаря тому, что ты всегда оставалась самой собой в душе и неважно в каком теле?» – Спрашивала ее безмолвно Орихиме, с любовью укладывая рыжие волосы Ичиго в прическу. Это было забавно. Ее всесильная подруга на самом деле просто не научилась еще справляться со всеми этими женскими хитростями. Но было ли что-то ей неподвластное? За что бы не бралась Куросаки, у нее всё и всегда получалось, и ей все и во всем благоволили. В этой девушке, определенно, скрывалась самая большая сила – умение всем нравиться и при этом оставаться самой собой.