Блюз бродячих собак
Шрифт:
— Так она же спать по ночам не дает! — удивился Эдик. — А так — заряжаем памперс — и порядок.
Я окончательно стала в тупик. Каким образом грудную Саньку можно зарядить на ночь памперсом?
В смысле, маленьким зелененьким маринованным продуктом? По-моему, памперсы — это плод какого-то кустарника.
— Господи, Эдик, — сказала я, чувствуя, как шевелятся на голове волосы, — вы чего там с ребенком делаете?
— То же, что и все, — ответил озадаченный Эдик после минутного замешательства.
— Тебя
— За что?!!
— За издевательство над ребенком!
Прошла еще минута напряженного молчания. И только потом Эдик, который был на курсе преуспевающим студентом, наконец что-то сообразил и насмешливо поинтересовался:
— Слушай, Элька, а ты себе как памперсы представляешь?
В общем, разобрались. Но еще долго после этого бывшие однокурсники издевательски припоминали мне эту историю. Ибо бесстыжий Эдик в полном восторге разнес ее по всем нашим общим знакомым.
— Простите, вы позволите?
Я очнулась от собственных раздумий и повернула голову.
Ну, конечно! Такая уж я невезучая!
Рядом с креслом стоял какой-то мужик. Лица его я не видела из-за огромной картонной коробки, которую он прижимал к себе нежно, как ребенка.
— Я осторожно, — говорил мужик, ногой щупая пол, чтобы не свалиться. — Я на самый краешек сяду…
Тут он споткнулся и чуть не свалился. Я перехватила коробку на полпути, и он вписался в нее своей физиономией.
— Вот спасибо!
— Не за что…
— Я вас не побеспокою, — продолжал обещать мой сосед. — Она не тяжелая, просто кажется большой. Это монитор…
Я вздохнула и отвернулась к иллюминатору. Знаете, что такое патологическое невезение? Это когда самолет почти пустой, но именно рядом с тобой садится человек, нагруженный сетками и баулами.
Или с монитором, упакованным в здоровую коробку.
Сосед возился еще минут десять. Поставил коробку с монитором на сиденье и попытался втиснуть объемную спортивную сумку под него. Сиденье, естественно, приподниматься не пожелало. Тогда он снял коробку и загородил ею узкий проход между креслами. Тут же последовала реакция. Стюардесса выразила ноту протеста, и сосед был вынужден снова взгромоздить коробку с монитором на сиденье, а сумку повесить на плечо.
Мне стало его жалко.
— Вы, что, до Москвы стоять собираетесь? — осведомилась я.
— Ну, и ничего страшного, — бодро откликнулся сосед. — Подумаешь, пару часов постоять…
— Пару часов и еще полчаса, — поправила я. — Устанете.
— А что делать?
— Ну, поставьте коробку на кресло в соседнем ряду! Там же пусто!
Сосед повернулся и оглядел предложенное кресло.
— Нет, — отказался он. — Еще упадет, не дай бог… Я его придерживать буду.
«Ну и придерживай! — подумала я со злостью. — Мне-то какое дело? Не буду вмешиваться!»
И тут же сказала:
— Тогда
— О! — обрадовался сосед. — Слушайте, вы просто Эйнштейн! Подержите монитор, пожалуйста…
Я положила руку на коробку. Сосед принялся запихивать сумку под сиденье в соседнем ряду. Запихал, повернулся довольный и раскрасневшийся.
— Теперь давайте я подержу коробку, а вы садитесь, — продолжала руководить я.
Он поднял упаковку и шлепнул ее мне на колени.
— Сели? — спросила я, так как пространственная перспектива была загорожена плотным картоном.
— Сел.
— Теперь берите коробку.
Монитор перекочевал к хозяину.
Я отряхнула старые шорты. Хотя им хуже уже не будет.
— Слушайте, — осенило меня внезапно. — Кресла же назад отодвигаются!
— Ну и что? — спросил мой сосед.
Судя по всему, сообразительный мужчина.
— Давайте отодвинем их назад и поставим ваш монитор на пол между нами!
— А поддерживать как?
— Ногами! — ответила я со злостью. Господи, да куда ему там падать?!
Нет, конечно, у меня тоже не ума палата, но чтоб быть тупым до такой степени!
— Правильно! — вскричал прозревший сосед.
И мы начали действовать. По-моему, в психиатрии потребность причинять себе боль называется мазохизмом. Так вот, в процессе полета выяснилось, что я мазохистка.
Через пятнадцать минут мы наконец разместились. И конечно, именно мои ноги оказались прижатыми клевому борту самолета. Что ж, ты этого хотел, Жорж Данден. И кто меня за язык тянул?
— А вы милая девушка! — с удивлением отметил мой сосед, вытирая лоб носовым платком.
— С чего вы взяли?
— На вашем месте любая другая меня давно уже матом бы облила. Женщины сейчас, знаете ли, нервные, злые…
— Действительно, с чего бы им злиться? — съязвила я.
— Вы о чем? — не понял сосед.
— О жизни, — ответила я угрюмо.
— И что у вас творится с жизнью?
— То же, что и у всех. Исключая один процент россиян, называемый олигархами, — ответила я и вспомнила риторическую фразу подвыпившего Сан Саныча: «Элька, а кому щас хорошо?»
— Вам что, плохо живется? — осторожно уточнил сосед.
— А вам хорошо?
— Хорошо!
Я настолько поразилась, что повернула голову и осмотрела мужчину, сидевшего рядом.
«Средний» — вот первое слово, которое пришло мне на ум. Среднего возраста, среднего роста, средней упитанности, со средними внешними данными. То есть не урод, конечно, но ничего выдающегося.
Лет, наверное, около сорока. Рост примерно сто семьдесят пять. Вес — килограмм восемьдесят пять. Начали намечаться небольшой животик и небольшая проплешина.