Блюз чёрной собаки
Шрифт:
— Он что, дворником работает? — спросил я, поднимаясь по лестнице.
— Надо же ему где-то работать, — философски заметила Танука. — А тебе не нравится?
— Почему сразу «не нравится»? Просто спросил.
— Вымирающий посёлок, — пожала плечами Танука. — Работы нет. Пока была птицефабрика, была какая-то зарплата, потом появились американские окорочка и всё такое — производство и свернули. Каждый год обещают дотации, да толку… А сейчас и электростанцию хотят закрыть: говорят, нерентабельна, дешевле из Добрянки линию протянуть. Это ещё что! Вот
Зебзеев обитал в типовой панельной многоэтажке, на третьем этаже. Никого дома у него не было. В комнате громко тикали старинные часы, отмечавшие каждые полчаса гулким боем, на кухне без умолку болтало радио.
— Есть хочу! — объявил я, едва переступил порог. — Целый день пожрать не было времени. Ты можешь что-нибудь сготовить? Или хотя бы покажи, где у него что лежит.
Танука вдруг замялась.
— Жан, знаешь… тебе сейчас нельзя, — сказала наконец она.
— Что значит «нельзя»? — возмутился я. — Хочешь, чтоб я с голоду подох?
— От двух дней голодовки не загнёшься. Потерпи, так надо, а то тебе реально может поплохеть… Нет, правда, я не шучу! — заверила она меня, увидев, что я собрался спорить. — Завари чаю, у Андрея должен быть зелёный. Ну не злись! Хочешь тостиков поджарю?
— Жарь, — угрюмо бросился, решив не спорить, бросил сумку и босиком прошлёпал на кухню.
— Есть горячая вода, — через минуту объявила Танука из ванной. — Кто первый мыться?
— Иди ты, я потом… Эй, а полотенца?
— У меня есть, я тебе дам.
Чайник засвистел. Я залил скрученные чайные листья кипятком, накрыл заварник грелкой в виде куклы и прошёл в дальнюю комнату, которая, как я полагал, принадлежала Андрею. Так и оказалось, хотя комната производила странное впечатление. Плакаты с Ревякиным и Летовым чередовались с фотографиями хозяина и его друзей и постерами старых фильмов, подборка книг на полке самая хаотическая — от фантастики и эзотерики до учения тольтеков и кодекса бусидо. На столе стоял компьютер и резная статуэтка в локоть высотой — скорее деревянный чурбачок с грубо намеченными чертами лица, что-то языческое, славянский чур. На стене напротив, на проволочных петлях, висела тренировочная деревянная катана, а рядом с ней — шаманский бубен, отороченный мехом: не чукотский ярар, а поменьше. Из чистого любопытства я стукнул по нему пальцем — натянутая кожа отозвалась приглушённым гулом. Я вздрогнул и почему-то оглянулся, но никого, естественное дело, за спиной не обнаружил.
Нервы, нервы…
В ожидании Тануки я присел на диван, откинулся на спинку и незаметно задремал. На этот раз без снов.
Разбудил меня звонок мобильного. Оказалось, я проспал двадцать минут. Танука всё ещё плескалась; я всегда поражался, как это девчонкам удаётся часами просиживать в ванной, мне, например, с лихвой хватает десяти минут. С трудом соображая спросонья, я полез в карман. Звонил Олег.
— Жан? —
— Догадываюсь, — вздохнул я и закашлялся.
— Догадываешься? Догадываешься?! Нет, ты и впрямь дурак. Да у нас тут целый участок выгорел, документы пропали, тебя весь город ищет, а ты — «догадываешься»! Как тебе удалось выбраться?
— Олег, я не могу объяснить…
— Что значит — не можешь?
— Не могу, и всё! Это не телефонный разговор.
— Да уж, представляю… Слушай, Жан, мой тебе совет: прямо сейчас иди в ближайший участок и сдайся.
Я провёл ладонью по лицу. Ощущение было, словно я сдираю паутину. Ну как, как ему объяснить всё, что со мной произошло, когда я сам даже половины не понимаю!
— Олег, я не могу! — запротестовал я. — Постой, дай сказать… Мне просто надо разобраться. Надо разобраться мне… Дай мне два дня. Только два дня. Потом я сам с тобой свяжусь.
— Жан, не дури! Что могут решить два дня? Кстати, я всё равно не смогу помочь. Я даже встретиться с тобой не смогу, если тебя заметут: я в больнице.
— В больнице? — машинально переспросил я.
— Да, в травматологии: ногу сломал, лежу на растяжке. Так что если ты…
— Ногу сломал? Как?!
— А, дурацкая история. Потом расскажу. Слушай…
— Олег, — перебил я его, — потом так потом. Давай к делу. Ты разузнал что-нибудь ещё про Игната?
— Нет, не успел.
— Ну хотя бы — это он или не он?
— Жан, ну откуда мне знать? По фотографии уже не опознаешь, это пятьдесят на пятьдесят, генетической экспертизы не проводили, его отпечатков в картотеке нет. Одежда вроде его. С остальным ничего не ясно, глухарь… Хотя нет, постой! Ха-а… Такая хохма: помнишь банки?
— Банки? — Я наморщил лоб. — Какие банки?
— Ну банки, банки! Ты ещё сказал, они в карман не влезут. Так вот, это было не пиво.
— А что?
— Энергетический напиток. «Бустер», как говорит продвинутая молодёжь. Прикинь, да? Названия одинаковые у пива и у этой дряни — «Ред Булл». Маленькие такие банки, двести пятьдесят миллилитров, в карманах были у него — две полные, одна пустая. Впрочем, это, наверно, не важно?
— Чёрт знает что, — пожаловался я. — Олег, я уже сам не понимаю, что важно, что не важно. Но всё равно спасибо, что хоть это узнал.
Олег вздохнул и заговорил опять. В его голосе зазвучали просительные нотки.
— Жан, не дурил бы ты… А, ладно, хрен с тобой — поступай как знаешь. Два дня и в самом деле подождут. Нет, но всё-таки как ты выбрался? Гудини хренов…
— Олег, два дня, я обещаю. Потом я позвоню. Пока.
— Бывай. Осторожней там.
Я едва не рассмеялся, вспомнив анекдот про киллеров: «Может, с ним случилось чего?» Да-а… Уж кому-кому сейчас заботиться о моём здоровье, только не ментам!
Едва я отключился, на пороге возникла Танука, завернувшаяся в широкое пляжное полотенце с дельфинами.