Блюз «Джесс»
Шрифт:
— Садись, — нетерпеливо бросил Евгений. — Я хочу домой. От этого адского шума у меня разболелась голова…
Было уже без десяти два, когда зазвонил телефон. Спросонья Джесси не сразу нащупала трубку.
— Привет, Джесс.
— Эдди? — Она замерла. — Ты где?
— Дома. Только вошел. — Его голос звучал мрачно и устало.
Она включила лампу на тумбочке.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего. Просто позвонил. — Он тяжело дышал. — А, черт… — после
Джесси насторожилась.
— Сказать о чем?
— Помнишь, сегодня за обедом твой Евгений спросил, не напишу ли я для тебя рекомендательное письмо?
— Ах это. — У нее замерло сердце.
— Мне следовало ответить тогда же, но… не хотелось портить вечер.
— Чего мнешься, говори яснее.
— Да не волнуйся ты так, Джес. Видишь ли… я не могу его написать…
— Ладно, я понимаю. — У нее даже голос сел от неожиданной обиды.
— Да ничего ты не понимаешь! Я не могу рекомендовать тебя потому, что… сам подал заявление на это место.
5
— Что ты сказал? — Джесси вскочила с постели, окончательно проснувшись.
— Да, я тоже подал заявление. Еще в августе, когда впервые было опубликовано сообщение о вакансии. Но, если хочешь, я позвоню в комиссию и отзову документы назад.
Расстроенная, девушка чуть не расплакалась. Как быть? Сказать, что хочет, чтобы он забрал заявление?.. Значит, признаться в боязни проиграть борьбу такому конкуренту, как Эдди Палмер, который всегда добивается, чего хочет…
— Какого черта ты позарился на скромный дирижерский пост провинциального оркестра? Тебе все мало? — Ее голос безудержно звенел.
— Ты несправедлива. Я подал заявление еще до того, как меня взяли в Детройтский симфонический. Просто это был один из вариантов.
Он говорил убедительно, однако Джесси не очень-то верилось.
— Пусть так, но сейчас? Неужели ты всерьез заинтересован в получении дирижерской должности?
— Ну… это было бы занятно.
— Почему ты считаешь, что сможешь руководить симфоническим оркестром? Словно такое дело — простая забава.
— Как и ты, я на этом собаку съел, и прекрасно знаю, каким должен быть дирижер… Кое-что понимаю и в музыке…
— Ну да! Ты все понимаешь, а другие — нет!
Другие тупицы, ничтожества, недоумки, бездари!..
Эдди, должно быть, уловил ярость в ее голосе. Возникла долгая пауза.
— Я же говорю, что заберу заявление.
Джесси почувствовала мгновенное облегчение, но тут же забыла о нем.
— Не смей, Эдди. Только попробуй — и я не буду с тобой разговаривать вообще!
— Но почему?
— Разве не ясно? Ты, видно, полагаешь, будто я обязательно проиграю тебе на конкурсе? — Она ждала опровержения, но не дождалась.
— Чего
— Может, и не нужна, но, как ты выразился, тебе было бы… занятно, — не удержалась Джесси от сарказма.
— Эй, послушай. Я ведь только сказал, что подал заявление. Не хотелось, чтобы, узнав это от кого-то другого, ты решила, будто я тебя подсиживаю… Меньше всего я намеревался соперничать с тобой. Честно, Джесси. Ты, наверное, самый упрямый человек в целом свете.
— А Эдди Палмер, без сомнения, самый самонадеянный! Но он — музыкант, а не дирижер!
— Перестань метаться взад и вперед. Мне слышно, как ты топаешь.
— Так арестуй меня за это! — почти истерически выкрикнула девушка.
Через секунду она ненавидела себя за то, что сорвалась, но было поздно.
Эдди тяжело вздохнул.
— Похоже, тут есть что-то еще, о чем ты умалчиваешь. Так скажи.
— Не о чем говорить.
— Черта с два! Может, нас кто-то вытолкнул на ринг друг против друга?
Она простонала и опустилась на постель.
— Тебе все равно не понять.
— О! Неужто это столь загадочная штука, которую нельзя понять?
Джесси уронила голову на руку.
— Ты ведь не знаешь, что важно для меня и почему…
— О'кей. С этим можно согласиться. Время идет, люди меняются, ты не исключение.
— Но ты никогда не знал меня! Ты всегда пренебрегал моими желаниями, не замечал мои сильные стороны, не признавал во мне личность. Детьми, например, мы всегда делали то, что хотел ты.
— Неправда.
— Правда. Вспомни об играх, в которые мы играли, с кем водились… Допустим, ты не один виноват. Все относились к тебе по-особому, даже подобострастно, и это ударило тебе в голову. Ты поверил, что лучше всех!
— Подожди. Притормози немного, а? Разговариваешь с тобой — будто бежишь сквозь туман со скоростью шестьдесят миль в час… Уж не пытаешься ли ты сказать, что страдала восемнадцать лет потому, что я подавлял тебя?
— Как бульдозер.
— Спасибочки! Ну, а поконкретней?
— Пожалуйста. Например, тот дурацкий школьный конкурс под фонограмму. Думаешь, он доставил мне удовольствие?
— Конечно.
— Вовсе нет, Эдди. Он был мне ненавистен. Я так нервничала, что меня чуть не вырвало перед выходом на сцену. Ненавидела я и твой проклятый планеризм, и пиццу со всеми приправами, и зимний туризм, и половину фильмов, на которые ты меня таскал… И, уж точно, играть сегодня с твоим джаз-бандом было сплошным кошмаром!
Эдди рассмеялся.
— Да ты веселилась на славу, сама знаешь! Если бы я не держал тебя на поводке все годы, твоя жизнь стала бы тусклой, бесцветной и ты завяла бы или превратилась в анемичное существо, как сейчас с этим Ге-ни-ем.