Блюз осенней Ялты
Шрифт:
– Пусть немедленно сменят название, тогда можно будет придумать что-нибудь толковое, – во всем, что касалось рекламной работы, Владислава была до неприличия циничной.
– Ладно, это не к спеху, – Костик все-таки решил приступить к интересующей его теме, – Я тут много думал о твоих делах… Знаешь, мне кажется, тебе грозит опасность.
Влада вздрогнула и быстро огляделась. Потом взяла себя в руки и очень внятно и по слогам проговорила.
– Не смей мне больше этого говорить. Котя, я не хочу ничего бояться.
– Извини. Просто если убийства происходят из-за акций,
– Фильтруй!
– Что?
– Что? Что? – передразнила Владислава, – слоган я для твоей фирмы придумала. "Фильтруй!!!"
– Неплохо, – Костик задумался, – Даже очень неплохо. Спасибо.
– Не за что, обращайся еще. Ладненько, Коть, ты позванивай, не пропадай.
– Ага.
Владислава положила трубку и заставила себя расслабиться. «Я не буду ничего бояться», – еще раз повторила она и, вспомнив придуманный только что слоган, рассмеялась. Всегда приятно удостовериться, что есть еще вещи, которые ты умеешь делать. Девушка порылась в памяти и поняла, что теперь уже пришло время для одного важного дела. Очень серьезно Владислава снова подошла к телефону, сняла трубку и, задумавшись, вернулась на кухню. Влада должна была позвонить Глюку. Пора было извиняться за собственные истерические срывы. Владислава нервно курила, мучительно придумывая подходящую формулировку.
– Алло? – Анька подозрительно быстро подошла к телефону.
– Привет, это я.
– Здравствуйте.
Влада споткнулась об официальный тон подруги. Значит, Глюк все-таки обижалась, значит, с отъездом Коти Владислава действительно осталась абсолютно одна.
– Приносим свои глубочайшие извинения, – по-прежнему холодным тоном продолжала Аня, – но у нас не работает телефон. Ладка, если это звонишь ты, поступаем, как обычно.
Владислава мысленно высмеяла собственную мнительность. Ну конечно, у Глюка просто не работает телефон! С их коммунальным телефоном такое бывало часто. Того, кто звонит, не слышно, а Глюка слышно. На этот случай у подруг уже были отработанные технологии. Ждешь три гудка, потом кладешь трубку, – значит, это звонишь ты. И, хотя слышно тебя все равно не будет, зато Анька может рассказывать тебе все, что ей захочется. «И как же я, интересно, буду оправдываться, если она меня все равно не слышит», – подумала Владислава, но все же перезвонила.
– О, Ладка, я так и знала, что это ты. Только что собиралась тебе звонить. В общем, это. Я старый солдат и не знаю слов любви… Поэтому не знаю, как четко объясниться. Я очень хочу попросить прощения за то, что тогда у Дэна так получилось, – совершенно ошарашенная Владислава узнавала в каждом слове подруги свою собственную, заготовленную только что, оправдательную речь, – Просто я не знала, что Дэн себя так поведет. Лад, если ты не очень на меня обижаешься, то давай через двадцать минут встретимся в «Букашке». Если согласна, брось трубку.
Будь на то ее воля, Владислава бросила бы десять трубок одновременно. Мгновенно приведя себя в порядок, девушка вышла на улицу. «Эх», – ей было как-то совсем неудобно, что Анька считает, мол это она, Владислава, должна обижаться, – «Общаясь с такими замечательными людьми,
– В общем, ты теперь понимаешь, что мне абсолютно некуда деваться… Я влип в эту историю и совершенно не знаю, что делать, – Анин закончил свой рассказ и почувствовал себя намного лучше.
Юворский сидел в глубокой задумчивости. Все, что рассказывал Анин, было очень, очень плохо. «Может, набить ему морду?» – Юворский испытывал потребность сделать хоть что-то. Но это было бы слишком мелко, да и пользы, в общем-то, не принесло бы.
– Что будем делать? – Анин, оказывается, еще и ждал совета.
– Раньше думать надо было. Сейчас самое разумное – рассказать все милиции.
– Ты что?!
Юворский обрадовался, заметив испуг компаньона. На самом деле Андрей Яковлевич и сам понимал, что органам рассказывать что-либо стоит только в самом крайнем случае.
– Как ты мог, а? – Юворский не удержался от обычных нотаций.
– Я ж не знал, что все так далеко зайдет… А в милицию идти нельзя. Если все узнают, что произошло, к нам клиенты ходить перестанут, – Анин пытался хоть как-то остановить компаньона.
– Наоборот, – Юворский улыбнулся, – Олежка нам своей смертью такой промоушин сделал, только о наших ресторанах теперь и говорят. Народ валом валит.
Анин побледнел еще больше.
– Как ты можешь шутить в такой момент, Дюш? Надо что-то решать.
– А ты понимаешь, что, пока мы молчим, мы в опасности.
Анин брезгливо поморщился.
– Дюша, неужели ты веришь, что милиция нас защитит? И потом, если поступить так, как хотят те, о ком я говорил, никакой опасности и не будет.
– А тот, кто унаследует акции Олежки? Что с ним будет?
– Я уже думал об этом. Олежка мог завещать акции или нам, или Рае, или своей дочери. На Раю, я думаю, мы сможем повлиять.
– А Владислава?
– Ты думаешь, Олежка передал контрольный пакет акций ребенку?
– Завещание покажет… В любом случае, пока мы с тобой действительно должны молчать. Нужно дождаться оглашения завещания, а потом решим, как поступить.
– Я свое решение уже принял, умирать мне абсолютно не хочется – Анин вдруг принял решительный вид.
– Не напоминал бы уж… Ненавижу трусов.
Когда Анин ушел, Юворский нахмурился еще больше. Он подошел к своему письменному столу, выключил диктофон и поблагодарил Бога за то, что тот наделил его осмотрительностью.
– Стоп! – на вторые сутки активного расследования нервы Деркача не выдержали беспрерывных бесед с окружением убитых, постоянных перезваниваний с лабораторией и прочей суматохи, – Дэн, так мы ничего не узнаем. Надо сесть, обдумать все и составить хоть какой-то план действий.