Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Шрифт:
В книге есть отрывок, где на удивление точно предсказывается сегодняшнее потребительское поведение бобо: «Субкультура битников – это не только реакция на средний класс или организованную систему. Это естественное движение. Тяготея к непривилегированным классам, битники от этого вовсе не проигрывают. Их квартиры часто более пригодны для жилья, чем дома представителей среднего класса; они часто лучше питаются; у них хорошие пластинки и пр. Свойственная им непунктуальность, неряшливость, привычка жить коммуной, сексуальная раскрепощенность и беспечность в отношении собственной репутации идут вразрез с природой среднего класса, однако вызваны скорее здравым смыслом, нежели протестом и негодованием: это, возможно, наиболее естественная манера поведения, которую предпочел бы каждый, если б прислушался к себе повнимательней». Это был новый взгляд: богемный образ жизни предпочел бы каждый, прислушайся он к себе повнимательней. Если б, вооружившись этой идеей в 1960-м, вы занялись инвестициями, сегодня вы бы уже
В шестидесятые богемная субкультура стала массовой, ее представители замелькали на обложках журналов Life и Look. Нападки хиппи на буржуазный стиль жизни настолько хорошо известны, что приводить их здесь не представляется целесообразным. Но, оставив за скобками движения за права человека и против войны во Вьетнаме, а также запутанные политические коллизии того десятилетия, приведем несколько примеров тогдашней контр культуры: в области акционизма – Эбби Хоффман разбрасывает долларовые купюры на брокеров в зале Нью-Йоркской биржи; «Диггерз» – группа художников-акционистов из Сан-Франциско – объявляют о «смерти денег и рождении халявы». В области литературы Норман Мейлер исследует вопрос, что значит быть хипстером. В его сборнике эссе «Самореклама» [24] , изданном на манер глянцевого журнала, содержится список того, что круто, а что лажа, и список этот отражает устоявшиеся различия между богемой и буржуазией.
24
Имеется в виду эссе «White negro» из сборника «Advertise-ments for Myself». NY., 1959.
Ночь, пишет Мейлер, это круто, день – соответственно лажа. Аферисты – круто, полицейские, конечно, лажа. Тело – круто, душа – ла жа. Вопросы – круто, ответы – лажа. Индуктивная логика, интуи тивное мышление – круто, дедукция, рациональное мышление – лажа. Хроникер мятежных шестидесятых Теодор Рошак так сформулировал критику среднего класса в своей книге «Создание контркультуры»: «Буржуазия одержима стяжательством, их пресная сексуальная жизнь отравлена ханжеством, их семейные ценности девальвировались, их рабское следование внешним приличиям унижает человеческое достоинство, торгашеский уклад их жизни делает ее невыносимой». На буржуазное благосостояние студенческие лидеры ответили отрицанием меркантилизма. На восхищение хорошими манерами, элегантностью и внешним лоском – презрением этих условностей. На буржуазный порядок в делах – бессистемностью. На короткие прически – длинными патлами. Буржуа любили технологии, студенческие лидеры – природу.
Буржуа выбирали карьеру, студенты – разнообразный жизненный опыт. Если буржуа притворялись целомудренными, студенты притворялись сексуально распущенными. На демонстративное потребление они отвечали демонстративным отказом от потребления. На приоритет труда – приоритетом удовольствий. Буржуа ели мясо и полуфабрикаты, студенческие лидеры ели соевые бобы и органическую еду. В 1960-х миллионы осознали, что, опустившись в плане внешнего вида, в глазах своих сверстников ты только поднимешься. Все больше набирая обороты, контркультура в итоге затмила буржуазный мейнстрим. Спустя более чем столетие после того, как Флобер и его парижские соратники подняли знамя «Epater les bourgeois», богема из клики выросла до полчищ. Казалось, еще немного, и богемная идеология не оставит от сформулированного Бенджамином Франклином буржуазного этоса и камня на камне.
Буржуазия наносит ответный удар
В 1970-е и 1980-е сложилась интересная ситуация. Буржуазия начала контратаку. В течение целого века спор между богемой и буржуазией был односторонним. На недвусмысленные нападки богемы буржуазия отвечала с невозмутимостью диванных подушек: благосостояние лучшая месть. Они просто жили своей жизнью, как будто не замечая контркультурных атак. Буржуа могли позубоскалить на счет радикалов или высоколобых, однако обстоятельной и четко сформулированной критики богемной идеологии не выдавали. После событий шестидесятых буржуазия более не могла делать вид, что не замечает богему. Контркультура была повсюду. Личные предпочтения стали политически значимы. Буржуазия должна была сделать ответный ход.
Среди тех, кто формулировал этот ответ, были неоконсерваторы. Писатели и ученые Ирвинг Кристол, Джэймс Уилсон, Гертруда Химмельфарб, Норман Подгорец и Мидж Дектер, которые в 1970-х по-прежнему тяготели к положениям Нового курса и программы «Великое общество» [25] . Ключевую роль в зарождающемся неоконсерватизме играли ученые-социологи. В 1965 году Ирвинг Кристол и Дэниэл Белл основали журнал Public Interes, где публиковались аналитические статьи по вопросам государственной политики. Идея была в том, что, поскольку великие идеологические войны остались позади, политические диспуты будут улаживаться на основе трезвых социологических исследований. В первом номере было напечатано эссе Дэниэля Патрика Мойнихана «Профессионализация реформ», ставшее манифестом, призывом к правлению интеллектуалов: «Люди учатся управлять промышленностью и экономикой… Куда более впечатляющее развитие получили возможности по предвиденью
25
Имеются в виду протекционистские программы президентов Рузвельта, а затем Кеннеди и Джонсона, направленные на выход из экономической рецессии и построения общества, в котором не будет бедности.
Обоснование своей позиции неоконсерваторы начали с целого ряда признаний. Они согласились, что буржуазный образ жизни не является героическим и не вызывает воодушевления. «Буржуазное общество – наиболее прозаичное из всех возможных… Это общество, созданное для удобства обычных мужчин и женщин», – писал Ирвинг Кристол в своем эссе «Культура непримиримых интеллектуалов». Соответственно буржуазное общество стремится к улучшению материальных условий, не расходуя много энергии на возвышенное, на классические добродетели, на духовный рост и преобразования. Буржуазные общества не создают великих или бессмертных цивилизаций, зато стимулируют развитие успешных и счастливых. Далее Кристол пишет, что любому буржуазному обществу присуще «доброжелательное мещанство». Высокое искусство не пользуется особым уважением, зато процветает массовая культура (и у каждого фильма счастливый конец). Буржуазные общества, как правило, свободны, но не всегда справедливы. Часто узколобый грубиян добивается богатства и успеха, а по-настоящему мудрый человек прозябает в безвестности.
С другой стороны, отмечали неоконсерваторы, буржуазная культура обладает исторически неоспоримым аргументом в свою пользу – она обеспечивает развитию капитализма эффективный нравственный контекст. Акцентируя такие качества, как благоразумие, бережливость, пунктуальность, усердие, благочестие, добрососедство, ответственность и трудолюбие, эта культура сдерживает часть стяжательных инстинктов, способных превратить рыночную экономику в варварский разбой. Более того, почитание таких институтов, как семья, организованная религия, этикет, церемониал, и таких сообществ, как бизнес-клубы Ротари [26] и родительские комитеты, буржуазное общество создает препятствия, не позволяющие свободному обществу скатиться к безнравственности. Более того, напоминали неоконсерваторы, не следует недооценивать значение материального прогресса. Способность буржуазии к материальному созиданию увеличила продолжительность и качество жизни миллиардов людей по всему миру. Технологии привнесли небывалый прогресс в жизнь каждого. Предпринимательская суета едва ли покажется достойной восхищения, однако коммерция – это двигатель прогресса. Небывалую социальную мобильность также можно считать одним из достижений капитализма.
26
Всемирная сеть благотворительных неполитических организаций. Первый Ротари-клуб был основан в 1905 году в Чикаго. Название происходит от англ. прилагательного rotary, ротационный, так как участники первых клубов собирались все время в разных местах.
Богема, может, и стремится к духовному величию, продолжали неоконсерваторы, однако приходит зачастую лишь к оппортунистическому нигилизму и потворству собственным прихотям. Неоконсерваторы осмеивали неугомонное бунтарство контркультуры. Их оскорблял снобизм новых левых, их презрение к среднему американцу. Отрицание обычаев и авторитетов приводит не к освобождению, но к саморазрушению. Романтически настроенные искатели развенчали обывательскую мораль, однако их антиномианизм подрывает и мораль, и механизмы общественного сдерживания. Основной движущей силой становятся самодовольство и самомнение. И вот уже отцы уходят из семей, потому что союз двух родителей уже ни для кого не является святым. Дети, воспитанные в отсутствие ясных моральных ориентиров, скатываются до преступности и наркомании. Популярная культура становится еще более вульгарной. Люди приучаются видеть себя жертвами общества и в таком качестве уже не несут за себя никакой ответственности.
Неоконсерватор Гертруда Химмельфарб отмечала, что в период между 1860 и 1970 годами, то есть на протяжении индустриального века со всеми его ужасами, процент разводов в Британии и Америке сохранялся на прежнем уровне. Зато, начиная с 1970 года, когда богемность стала массовым явлением, а буржуазная культура оказалась в загоне, уровень разводов подскочил до небес, значительно вырос процент детей, рожденных вне брака, как и уровень преступности, наркомания и прочие социальные недуги. Разрушение буржуазных ценностей стало социальной катастрофой, утверждали неоконсерваторы, считая своей задачей восстановление престижа и влияния этих ценностей.