Боевое братство
Шрифт:
— Они хорошие, — сказал Дом. — Но мне кажется, они совсем не знают Маркуса.
— Почему ты так считаешь, сынок?
— Они обращаются с ним совсем не так, как ты с нами.
На лице матери появилось выражение "я-стараюсь- на-тебя-не-давить".
— Они придираются к нему?
— Нет. Просто они… Мне кажется, они стараются понять, кто он такой, но не могут. А Маркус дома становится совсем другим. Даже голос меняется. Знаешь, он говорит так правильно, и все такое…
Она улыбнулась почему-то немного грустно. Дом никогда не понимал причину этой грусти.
— Ты
Дом выровнял на столе ножи и вилки, отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой, и дождался кивка матери, разрешающего вернуться во двор. Нельзя сказать, что Дома очень занимал ремонт двигателя. Куда интереснее были новые соседи, поселившиеся через два дома: их дочка лазила по деревьям быстрее всех знакомых детей. Он знал, что девочку зовут Марией, но еще не набрался храбрости, чтобы с ней заговорить. Дом работал над этим.
Он то и дело оглядывал деревья, но сегодня Мария не показывалась. Наконец мама крикнула, чтобы все мыли руки и садились за стол. Она действительно прекрасно готовила. Маркус всегда просил добавку, и не один раз, — вероятно, эта еда была совсем непохожа на то, что подавалось у них дома. Он наслаждался каждым кусочком, словно перед ним изысканное лакомство. И маме нравилось, что он ничего не оставляет на тарелке. А папа был рад, что ему нравится острый соус.
— С таким соусом можно съесть что угодно, — говорил отец, подкладывая на тарелку Маркуса еще риса. — Когда я служил, мы всегда следили, чтобы в сухом пайке был острый соус. Сама еда была не слишком вкусной, понимаешь? Но хорошая порция соуса решала все проблемы.
Мама рассмеялась:
— Эд, неужели и мою еду обязательно сдабривать соусом?
— Конечно нет, дорогая. Но я все равно люблю острый соус.
— А вы не собираетесь пойти добровольцем, мистер Сантьяго? — спросил Маркус. — Мне кажется, вы скучаете по военной службе.
— Да, немного скучаю. То было лучшее время в моей жизни, и там я познакомился с самыми верными друзьями. И своему ремеслу тоже научился там. Но теперь у меня есть хорошая работа, и я уже не мальчик, так что…
Армия обладала какой-то магической притягательностью. Всякий раз, когда отец говорил о ней, его лицо словно озарялось. Он рассказывал удивительные истории о подвигах своего отряда; даже когда он вспоминал погибших друзей и его глаза наполнялись слезами, было ясно, что отец ни о чем не жалеет. Это был его мир. Он казался таким ярким, как будто лишь там начиналась настоящая жизнь, даже если на следующий день тебе суждено было умереть.
— Ты уже отслужил свое. — Мама не одобряла его желания воевать, и это отчетливо читалось по ее лицу. — И тебе не надо винить себя за то, что ушел в отставку. В стране продолжается жизнь, и ремонт машин не менее важен, чем сражения.
Отец улыбнулся, но было ясно, что он так не считает.
— А ты не думал о военной службе, Маркус? — спросил отец.
— Думал, сэр, — после недолгой паузы ответил тот.
Карлос, словно не желая, чтобы Маркус продолжал, вмешался
— Ну а я собираюсь записаться в армию, как только мне исполнится восемнадцать. Или даже шестнадцать.
— Не вздумай бросать школу, — твердо заявила мама. Ты будешь учиться до восемнадцати лет. Но если дела на войне пойдут хуже, тебя и так могут пришли, на службу.
Я не собираюсь ждать, пока меня призовут. — Карлос так говорил, словно это могло произойти уже завтра. Но ему надо было ждать еще пять лет… Это же целая вечность: Дом даже не мог представить себе, что такое пять лет в его жизни. — Я хочу пойти и армию.
Маркус ничего не сказал. И хотя обычно по его ищу трудно было что-то понять, на этот раз слегка насупленные брови выдали его чувства, пока он вертел в пальцах вилку. Дом считал, что ему не следует вмешиваться в этот разговор. Серьезная беседа взрослых его не касалась, но одно он понял сразу: Карлос уйдет в армию — и Дом останется один.
И Маркус тоже.
Вот что выражало его лицо. Он должен будет поступать в колледж, поскольку отец хотел видеть Маркуса инженером, ученым инженером, а не механиком, как Эдуардо Сантьяго. Ему придется расстаться с Карлосом, и Дом видел, что такая перспектива его расстроила. Они давно стали неразлучными. Именно так говорила мама: неразлучными.
"Нет. Мы как братья. А это гораздо лучше".
— Вам еще рано думать об этом, — сказал отец. — Вы еще мальчишки. Наслаждайтесь детством, пока можете.
Смена темы слегка разрядила обстановку, но Дом уже не мог думать о войне как о чем-то далеком, не касающемся его жизни. Теперь она стала реальной угрозой всему, что делало его счастливым. К тому времени, когда Карлос уйдет в армию, Дому будет всего шестнадцать, а мама решительно дала понять, что не позволит бросить школу. Эти мысли продолжали терзать его весь остаток дня.
После обеда они вернулись во двор и продолжали разбирать двигатель. Дом старался не думать о войне и армии, но даже ожидание Марии не могло отвлечь его мысли.
Для этого потребовалась настоящая неприятность.
Мама вышла через заднюю дверь с таким видом, словно ее что-то поразило до глубины души.
— Маркус, — позвала она. — Маркус, сынок, иди сюда. Твой отец хочет с тобой поговорить. Это очень важно.
Маркус замер. Его родители никогда сюда не звонили, значит, случилось что-то серьезное. Может, он сам что-то натворил? Нет, он никогда не допускал промахов. Маркус положил инструменты и прошел в дом, чтобы ответить на звонок. Карлос направился следом, но мама остановила его за руку.
— Подожди здесь, — негромко сказала она. — Маркус, наверное, очень расстроится. Я побуду с ним, пока отец его не заберет.
Она махнула рукой отцу, и они зашли в дом.
— Что случилось? — спросил Дом.
— Я не знаю. — Карлос подошел к задней двери, но не решился войти внутрь. Он прислушался, потом тряхнул головой. — Я ничего не слышу. Что бы это ни было, произошло что-то очень неприятное.
Маркус к ним не вышел. Немного позже Дом услышал, как на улице остановилась машина, а потом во двор вышли папа и мама.