Боевой 19-й
Шрифт:
«В походах солдаты устраиваются проще, и у них веселее», — подумал Назаров и крепко уснул.
Его разбудил орудийный выстрел. Назаров открыл глаза и увидел, как вспышка разрыва на миг осветила все вокруг. Вздрогнула земля. Сотник вскочил. По телу пробежал озноб. Сердце налилось тревогой.
— Где сотник? — услышал он торопливый и звонкий голос всадника. К Назарову, спешившись, подбежал тот мальчик-казачонок, которого он видел вчера.
— Давай сюда! — крикнул Назаров и при свете тлеющих углей прочитал бумажку,
Это был приказ о выступлении. Назаров подал команду:
— Со-отня, на конь!'
Забегали люди. В предрассветной рани они напоминали Назарову суетливо мечущиеся тени во время пожара.
Через несколько минут, оставив позади деревню, сотня шла наметом к Дону. Тяжко ухали орудия.
На востоке багрово горел восход, окрасив реку в густой кроваво-красный цвет. И было в этом что-то дико прекрасное и зловещее.
Сотня укрылась в лощине в ожидании атаки. Все внимание людей было направлено туда, к Дону, где разгорался бой. Пальцы сжимали рукоятки острых клинков. А между переправой через Дон и лощиной, укрывшей казаков, непрерывно, туда и обратно, сновали лазутчики.
Приподнявшись на стременах, Назаров смотрел в бинокль. Он видел, как из жерл пушек красной артиллерии вырывались короткие вспышки огня. Впереди, то падая, то поднимаясь, двигались цепи белых. Вот-вот еще немного, и сотня его одним броском выскочит на мост, перемахнет его, развернется лавой и пойдет крошить.
Забыто все: Быльников и Додонов, Самохин и мальчик. Нет ни сомнений, ни колебаний. Все, чем он живет сейчас, там, впереди.
Было совсем светло, когда он выхватил из ножен шашку и, повернувшись к казакам, заорал, перекосив рот:
— Со-отня! Шашки к бою, в атаку, за мной, ар-рш!
Казаки сорвались с места и ринулись во весь карьер за Назаровым. Под ногами мчится земля, в ушах свистит ветер, дух замирает, и в этой безумной скачке лютость зажигает сердца. Огнем молний сверкает она в' клинках, кровянится в округлых глазах дико всхрапывающих лошадей, воет в криках людей. И кажется: если эта лава встретит на пути каменную стену, то обе — и стена и лава — рассыплются в пыль и прах.
Люди мгновенно лишились всего человеческого: они несли только смерть и сами мчались навстречу смерти.
Все ближе и ближе к цели сотня Назарова. Вот уже мост и сверкающий Дон. Почти рядом с Назаровым скачет Вася Несмеянов, размахивая клинком. Его тонкий мальчишеский голос тонет в криках и топоте. На мгновение дернулась его лошадь. Он отстает.
«Ранен», — мелькнуло у Назарова.
«Его убьют не сегодня, так завтра», — вспомнилась вчерашняя мысль.
И всюду, везде поднимается сплошное «ура». С одной и другой стороны люди бегут друг на друга. Одни атакуют, другие контратакуют.
На восточной стороне Дона, вправо от моста, в ложбине расположилась замаскированная батарея из трех орудий 607-го
— Кавалерия, товарищ командир! — сипловато вскрикнул молодой боец, завидев мчавшихся конников.
— Вижу, дорогой, вижу! —.Он медленно поднимает руку и спокойно произносит: — Батарея, огонь! — Затем мгновенно опускает руку и резко командует: — Пер-рвое!.. Втор-рое!.. Тр-ретье!
Раскалывая воздух, со звоном и клекотом пронеслись снаряды.
— Шрапнелью... — не отрывая от глаз бинокля, командует командир батареи.
— О! — вскрикнул боец, увидев, как взорвались снаряды. — Ловко!
— Ого-го, — смеется командир, наблюдая за взрывами, — спокойненько... Батарея, огонь! — И снова резкий взмах руки: «Пер-рвое!»
Яростно зататакали замолкнувшие на время пулеметы, затрещали ружейные залпы по вражеской коннице, по поднявшимся пехотным цепям.
Командир батареи видел на мосту смятение, видел, как шарахаются и падают на всем скаку вздыбленные кони, как бегут обратно спешившиеся казаки, как уносятся всадники, оставляя убитых.
В то мгновение, как сотня Назарова вымахнула на мост и копыта коней дробным топотом обрушились на деревянный настил, сбоку Назарова вспыхнул яркий огонь. И в тот же миг сотник почувствовал, как что-то горячее полоснуло по животу... Все закружилось, затянулось розовым туманом. Сотня промчалась вперед. Назаров упал к ногам лошади. Словно пьяный, силясь подняться, он схватился похолодевшими руками за мокрый от крови живот и встал на колени. С большим усилием ему удалось подняться на одну ногу, затем на другую и пройти несколько шагов, но, хватая перекошенным ртом воздух, он повалился снова. Смутно видел он, как к нему подбежал мальчик-казачонок и взглянул на него со страхом и состраданием. Это был Вася Несмеянов.
*— Станишник, — простонал Назаров, — пристрели. .. меня. О-ох, то-ошно...
Василий нерешительно стал снимать карабин, но, увидев страшную рану Назарова, содрогнулся. Поспешным движением он снова перекинул за плечо карабин и, сведя лицо в страдальческую гримасу, остановился. На него смотрели тусклые, угасавшие глаза сотника, беззвучно шевелившего губами. Василий не в состоянии был выполнить его просьбу, но понимал, что смерть Назарова неотвратима и нужно что-то делать. И вдруг, повинуясь мгновенно возникшей мысли, он нагнулся, схватил Назарова за ноги и потащил к краю'моста. С головы сотника свалилась в пыль голубая кубанка, обнажив коротко остриженную голову, со щеки соскочила черная повязка, и Василий увидел на лице его иссиня-багровый шрам от виска до подбородка. Назаров стал неузнаваем.