Боевой 19-й
Шрифт:
— Ну, а тебе не все одно, Башкатов, что конь, что кобыла, — засмеялся все тот же казачина.
— Ежели б все одно, люди ходили бы через окно, а то двери ищут, — заметил кто-то.
— Это те, какие благородные, — не.унимался казак с гайтаном. — А в нашем деле двери не надобны. Мы зараз больше в окно. Так оно ловчей и ближе. Да-а, так вот, служивые, — подбирая под себя ноги и глядя на костер, продолжал он. — Сотник энтот, что с кривой скулой, видать злой, глазами всех стрижет,
— Э-э, станишник, угомонись! — предостерегающе оборвал кто-то из казаков.
Все они вздрогнули и обернулись. Около костра стоял Назаров и пальцами перебирал конец пояска. Башкатова словно водой смыло. Казак с гайтаном злобно глянул исподлобья туда, где секунду назад сидел Башкатов, и злобно подумал: «Вот, стерва, прямо под монастырь подвел». Он быстро застегнул гимнастерку и сделал энергичное движение, чтобы встать.
— Сиди! — махнул рукой Назаров.
Все застыли, не нарушая неловкого молчания.
— Ну что же, продолжайте, станишники, — стараясь сохранить хладнокровие, сказал Назаров.
— Мы, господин сотник, тут насчет города Воронежа все гутарим. Как и што там... — начал один из казаков.
— Я слышал, — перебил Назаров. — Фамилия твоя? — спросил он резко у провинившегося казака.
— Самохин, — казак встал.
— Зайдешь через полчаса ко мне, Самохин.
— Слушаюсь, господин сотник.
Когда ушел Назаров, казаки переглянулись и захохотали.
— Ох, как он тебя подвел!
— Он, сатана, энтот Башкатов, видел сотника. Он нарочно тебя распалял.
— Ух, мать честная!
— Ну и ну-у!
Молчал только Самохин. Через полчаса он с “мрачным видом оправил гимнастерку, надел фуражку и пошел к Назарову.
В это время появился Башкатов и, как ни в чем не бывало, спросил:
— А где Самохин?
— Ну и удружил ты ему. Зараз он пошел к сотнику, не миновать и тебе идти.
— А на кой хрен я ему сдался!
Сник костер. Спали казаки, зарывшись в сено, в солому.
Сколько времени пробыл Самохин у Назарова — неизвестно. Но утром, когда казаки проснулись, Самохин, разбросав ноги, спал богатырским сном.
.. .И снова трубач трубит поход. Казаки седлают коней, бряцают оружием. Слышны перекличка и властные голоса командиров. Расшевелился осиный рой.
Ординарец подводит Назарову коня.
Тихое осеннее утро. Светит солнце. День собирается быть теплым и ясным. Сборы чем-то напоминают
Без единого облачка, потерявшее яркую летнюю голубизну, оно немо, безмолвно, недвижно. Сотник смотрит вдаль. Серожелтые, бурые поля, а вдали черная, зазубренная сверху стена лесов. И он снова вздыхает и вспоминает ночной разговор с Самохиным. Он хотел узнать настроение казака, но Самохин оказался трусом. Он отлично понимал намеки Назарова, но делал глупый вид, молчал или просил прощения.
— Да не о том я тебе, чертова перечница, — досадовал Назаров. — Ты хочешь воевать по-настоящему?.
— Так точно.
— А домой хочешь?
— Спаси бог.
— А жить хочешь?
Самохин часто мигал глазами и твердил:
— Простите за ради бога, господин сотник... обмолвился.
— Иди, дурак!
— Покорнейше благодарим... рад стараться...
Когда Назаров сел в седло и головой задел ветви
клена, на него посыпались, стремительно кружась в воздухе, семена дерева. Он протянул руку и, едва коснувшись вялого, неживого листика, снял его и стал разглаживать на ладони.
Мимо него пробежал маленький казачонок Вася Несмеянов, который невольно привлекал внимание взрослых. Это был мальчик лет пятнадцати, с румяным, как у девушки, нежным лицом, с серыми, живыми детскими глазами. Из-под большой, не по голове, черной кубанки выпущен чуб кольцами вьющихся каштановых волос. Одежда на нем висела. Но ни просторная гимнастерка, ни широкие синие шаровары с красными лампасами, не могли скрыть гибкой, ладной и стройной фигуры мальчика.
Крестьяне, увидев его, останавливались, смотрели на него с умилением и говорили: «Оставайся, хлопец, с нами, а окончится война — поедешь домой. Ведь убьют тебя, сынок. Ишь ты какой махонький, чисто девочка».
Стараясь подражать старшим, мальчик, к удивлению женщин, отвешивал такую матерщину, что они всплескивали руками: «Бо-оже ты мой! Чертенок, а не мальчишка!»
Назаров весело ухмыльнулся, повернул коня и стал пристально наблюдать за мальчиком. Через плечо Несмеянова был перекинут карабин, а на груди висел черный, просмоленный патронный подсумок. Когда Вася бежал, клинок почти касался земли. Мальчик, схватившись обеими руками за седло, вложил левую ногу в стремя и, прыгая на правой, никак не мог подняться на лошадь. К нему подбежал казак, ласково похлопал по плечу и, подтолкнув широкой ладонью под зад, единым махом вскинул паренька в седло.