Боевой амулет
Шрифт:
– Он же две с половиной недели тому назад на дембель ушел!
– Да я лучше тебя это знаю. – С неожиданной надеждой в голосе Дронов спросил: – Слушай, Верещагин, а может, твой младший сержант загулял по гражданке. Может, загудел с какой-нибудь девчонкой? Дело ведь такое. Кровь играет. А тут полная свобода.
Капитан задумчиво протянул:
– Нет, товарищ полковник, не похоже. Жора, конечно, парень заводной. Недаром из Кёнига. Но он к матери собирался.
– Точно? – переспросил полковник.
– Абсолютно точно. Он у нее единственный. Знает,
– Вот видишь, – облегченно выдохнул Дронов.
Но капитан с ходу разбил появившуюся надежду строгой логикой рассуждений:
– Если бы Плескачев там якорь бросил, то обязательно бы матери перезвонил.
В кабинете повисла долгая пауза. Формально офицеры не несли никакой ответственности за демобилизовавшегося младшего сержанта. Но он был из их полка, служил под их командованием, а значит, был полноправным членом боевого братства. Никто из офицеров не подписывался под такими словами, и в уставе их не было. Но они придерживались неписаного кодекса, утвержденного собственной честью и совестью.
И вновь молчание нарушил комполка:
– Хреновый расклад получается!
Капитан тут же откликнулся:
– Весьма хреновый.
– Парень исчез неизвестно куда. На нас вины нет, но от этого не легче.
– Это точно, – отозвался Верещагин.
Дронов тем временем выдвинул ящик стола и, достав обломанный карандаш, с яростью швырнул его обратно.
– Какие будут предложения? – совсем не командирским голосом произнес он.
У капитана в голове уже был готовый вариант, который он незамедлительно предложил:
– Разрешите мне в Моздок съездить. Навестить девчушку. Может, что и прояснится.
Комполка предложение встретил в штыки. Он вскочил, заходил по кабинету, то и дело поглаживая свою гладко выбритую голову:
– Не нравится мне твоя идея. Ой, как не нравится!. Ты еще от взрыва не отошел, а уже следствие собираешься развернуть. Пусть этим менты занимаются. Пошлем сигнал в местное отделение. Они проверят, поговорят с девчонкой.
Зная одну особенность комполка – Дронов разные малообоснованные предложения с ходу отвергал, а потом мог и согласиться, – Верещагин, выждав момент, вставил:
– Менты могут это дело похерить. Решат, что десантура на войне совсем из ума выжила, и никуда не пойдут.
Не останавливаясь, Дронов выдал:
– Тогда своих привлечем.
– Контрразведчиков, что ли?
– Ну да.
И этот вариант Верещагин разбил в пух и прах:
– Так у них в Моздоке своих дел по горло. То летунов взорвали, то партию оружия прапор со склада толканул неизвестно кому: то ли бандосам из России, то ли ваххабитам. «Контрики» такой фигней тоже заниматься не станут.
Дронов, присев на подоконник, достал из кармана кителя пачку сигарет. Закурив, он долго созерцал офицера, проводившего на плацу вводный инструктаж с группой десантников, отбывающей в горные районы Чечни. Следуя ходу мыслей, он, ожесточенно
– Этот Плескачев был хорошим солдатом? Я ведь не ошибаюсь?
Капитан встал и четко отрапортовал:
– Так точно, товарищ полковник. Одним из лучших.
Комполка поморщился:
– Да не кричи ты так.
Лицо Верещагина потемнело.
Он вспомнил забавный анекдот, который ему рассказывал за несколько минут до взрыва веселый «фээсбэшник». Его искромсанное, раздавленное бетонными осколками тело нашли одним из первых. В обожженном бумажнике сотрудника спецслужбы за оплавившейся пластиковой перегородкой лежал чудом уцелевший фрагмент фотографии. На нем улыбающийся «фэбос» держал за руки двух пацанов, а рядом стояла молодая и счастливая женщина. Семье, снявшейся на фоне набережной в Сочи, уже никогда не собраться в полном составе.
Между тем Дронов уже принял решение. Вернувшись за стол, он затушил окурок в самодельной пепельнице, сработанной армейскими умельцами из хвостовой части минометного заряда с крыльями стабилизатора вместо подставки.
– Так, капитан, даю тебе три дня срока. Съездишь в Моздок и обратно, – нарочито строгим голосом произнес Дронов.
– Слушаюсь, товарищ полковник.
Грозно нахмурившись, Дронов зачастил:
– И чтобы без всякой самодеятельности. В авантюры не ввязывайся. Водку больше не пей. Если что нехорошее, выходи на милицию или контрразведчиков. По возможности информируй меня. Можешь считать это продолжением отпуска по состоянию здоровья.
Выслушав наставления, Верещагин с трудом подавил улыбку. Комполка напутствовал его, словно он был не боевым офицером, а школяром, отправляющимся в большой, полный соблазнов и неведомых опасностей, город.
Когда полковник замолчал, капитан четко, как того и требует устав, спросил:
– Разрешите идти?
Командир полка вдруг неожиданно серьезно посмотрел ему в глаза. Отпуская, он назвал не фамилию, не звание и даже не имя офицера, стоявшего перед ним. Неожиданно для себя и для Верещагина он произнес позывной капитана. Позывной, который использовался в радиоэфире при проведении боевых операций.
– Давай, Таможенник, действуй.
Земляные стены сочились влагой.
Мокрым было все: одежда, волосы, порыжевшая от ржавчины цепь, солома, служившая матрасом, полусгнившие доски лежанок. На земляном полу в углублениях скапливались зловонные лужицы нечистот. В центре земляного узилища лежало колесо от грузовой машины. Круг внутри колеса был залит бетоном. Из него торчали петли, сделанные из согнутой арматуры, а к этим петлям крепились цепи с ножными кандалами на концах. Цепи ограничивали передвижение до минимума. Их хватало, только чтобы добраться до лежанок или доползти до ведра, служившего отхожим местом. При каждом движении эти ржавые, но прочные путы издавали скрежещущий звук, похожий на лязг разорванной гусеницы, сползающей с разбитых траков БРДМ.