Боевой сплав
Шрифт:
– Во 2-ю клиническую больницу. Там пришел в себя раненый охранник.
– Ух ты! – У девушки загорелись глаза. – Ну спасибо, что берешь с собой стажера. Я думала, после вчерашнего фиаско…
– Блин, Ника! – Щербаков схватился за голову. – Умоляю, ну хоть не на работе!
– Мне кажется, что если мужчина любит женщину, то он любит ее и на работе, и после работы, – с вызовом заявила девушка. – Жду тебя возле машины.
К счастью, в машине разговор на прежнюю тему не возобновлялся. Может быть, по причине того, что по дороге у Щербакова было три служебных разговора по телефону и мстительная
Молодой врач, видимо, араб по национальности, что подтверждал и бейджик, на котором было написано «доктор Аббас», по-русски говорил очень даже хорошо. О состоянии пациента он рассказал быстро в самых простых выражениях. Средней тяжести сотрясение мозга. Если не будет осложнений, то все ограничится головной болью, тошнотой и рвотой. Но это пройдет. А если травмированы какие-то мозговые центры, то могут быть и осложнения. Причем не сразу. Сейчас все это определить еще нельзя. Время покажет. И, несмотря на все опасения и возможный исход лечения, доктор заявил, что через неделю он сможет выписать Горячева домой для продолжения лечения амбулаторно.
– И все-таки, – решил уточнить Щербаков, – каков характер нанесенных Горячеву повреждений?
– Ушиб мягких тканей с их небольшим повреждением в виде ссадин.
– Чем его ударили? – уточнил оперативник, помня о том, что на месте, где охранника оглушили ударом по голове, ничего похожего на орудие преступления найдено не было.
– Ну, не знаю, может, и кирпичом, если его завернули в мягкое полотенце.
– Ломиком, гвоздодером, бейсбольной битой? – начал перечислять Щербаков, довольный тем, что Вероника послушно молчала и не задавала лишних вопросов.
– Нет, от таких узких в профиле предметов были бы другие повреждения, вплоть до перелома костей черепа. Скорее, кирпичом или чем-то плоским, но тяжелым.
…Горячев лежал на боку, потому что на спине ему лежать, видимо, было очень больно. Взгляд у довольно крепкого мужчины лет пятидесяти был скорбный, страдальческий. Щербаков представился, подвинул к кровати белый больничный стул и уселся, доставая из кармана блокнот и ручку.
– Ну а теперь расскажите, Роман Михайлович, что произошло сегодня под утро возле лаборатории № 27, где вас ударили по голове?
– Да что произошло, движение я заметил на камере в коридоре, – не очень громко ответил охранник. – А входная дверь закрыта. Я пошел наверх, смотрю, лифт включен, на четвертый этаж поднялся, судя по табло. Я бегом по лестнице туда, а сам вызываю Буруна. А на этаже я как увидел, что дверь открыта в лабораторный отсек, снова за рацию схватился, и тут меня по башке и огрели.
– И вы не увидели, кто вас ударил? – понимающе кивнул Щербаков.
– Почему не видел, видел, – со злостью пробормотал охранник и положил руку на темя. – Я растянулся на полу, но сознание не сразу потерял или не совсем потерял. Видел, как молодой человек пробежал мимо меня в лабораторию. И лицо знакомое. Сдается мне, что он в нашем институте работает. Высокий
– Какой такой? – не выдержал Щербаков. – Рост, фигура, возраст, во что был одет?
Генерал Калачев вышел из здания командного пункта и глянул на часы. Ну, есть время быстро перекусить в офицерской столовой, а потом придется ехать на совещание в город. Но сбыться планам было не суждено. Со стороны узла связи бежал полковник Завьялов. И, судя по тому, как он бежал, случилось что-то неприятное.
– Андрей Васильевич, ЧП, – выпалил спецназовец и только потом на всякий случай оглянулся по сторонам. Он хоть и не был генералом, но и бегающий полковник в мирное время все равно выглядит странно.
– Что? – хмуро спросил Калачев.
– Захват самолета террористами. Вылетел час назад из нашего аэропорта, держа курс на Иркутск. Поступило только сообщение о захвате и предупреждение, что в случае попытки захватить самолет или посадить его они взорвут борт. Самолет изменил курс на юго-юго-восточное направление.
– Только этого нам не хватало. Сообщение пришло по линии ФСБ?
– Так точно. Они проверяют список пассажиров, подготовку к рейсу и тому подобное. Возможно, нас это не коснется, в иркутской бригаде есть спецы по освобождению заложников.
– Хорошо, Михаил Сергеевич, – кивнул генерал. – Держи меня в курсе дела. Если что изменится, сразу сообщи. Звони прямо на совещании. Не нравится мне что-то. Интуиция подсказывает, что не все так просто.
Уехать в Новосибирск на совещание генерал Калачев так и не успел. Его срочно вызвали на узел связи полигона. Там уже его ждал и полковник Завьялов. Бросив на полковника взгляд, говоривший: «Я же предупреждал, что интуиция», Калачев приказал связисту: «Соединяй!»
– Товарищ генерал, приветствую вас! Начальник Управления ФСБ по Новосибирской области Ремезов Сергей Сергеевич. Вы сейчас старший начальник в области по линии спецназа ГРУ, я так понимаю статус этих соревнований на полигоне?
– Правильно, Сергей Сергеевич. Командование округа лишь предоставило нам площадку. Что случилось? История с самолетом, есть новая информация?
– Есть, – после короткой паузы ответил Ремезов. – Я поэтому вам и звоню, что она частично касается и вашего ведомства. – Мы проверили список пассажиров, которые поднялись на борт. Среди них по «военному требованию» летит лейтенант Одинцов. По сведениям военного коменданта, он из спецназа ГРУ, ваш.
Глянув на Завьялова, который слышал разговор, генерал сказал:
– Я передам трубку полковнику Завьялову, который служит в той же бригаде, что и Одинцов.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – бодро заговорил Завьялов. – Могу пояснить, что лейтенант Одинцов вчера должен был выписаться из госпиталя и следовать в свою часть в Иркутск. Так он оказался среди пассажиров самолета. К соревнованиям его не допустили, в группе его заменил другой офицер. Еще какая вам нужна информация?
– Эта группа, в которой служит Одинцов, у вас здесь, на соревнованиях? – то ли удивился, то ли обрадовался Ремезов. – Дайте мне генерала Калачева и слушайте наш разговор, товарищ полковник. Это вас тоже будет касаться, поскольку вы старший офицер бригады и знаете бойцов группы.