Боевые потери
Шрифт:
– Пойдём воду искать, – предложил Дима. – Заодно поищем грибов, ягод.
– Ягоды навряд ли найдём, сошли, а вот грибы пожалуй, – согласился я с ним. – Далеко уходить отсюда не стоит, прочешем окрестности.
За два часа поисков нам удалось отыскать болотце, из которого мы набрали воды, и на его берегу мы нашли грибы – два старых подберёзовика, трухлявых, червивых, но больших, и семейку еловых рыжиков. Водой мы наполнили ведро и хорошенько прокипятили, пить сырую болотную воду мы не решились. Над костерком мы повесили прутики с нанизанными на них грибами. Через двадцать минут наш обед был готов. Грибы здорово уменьшились в объёме; когда собирали, казалось достаточно, чтобы приглушить трёх здоровых мужиков, а как пожарили, то и одному мало. Не гнушаясь отсутствием соли, мы метанули
Следующие четыре дня мы кое-как перебивались на грибной диете. Установился определённый распорядок: днём мы искали грибы, съедобные растения, спали, а ночью шли. Саше один раз удалось нас побаловать, разбавить грибную диету, он ёжика поймал. Мне симпатичного зверька было жалко, но есть его я не отказался. Саша его поймал, Саша же его и убил, а Дима, закатав в глину, запёк на углях. К своему стыду признаюсь, что вкуснее мяса я не ел.
На пятые сутки мы вышли к реке. Выше по течению стоял мост – туда нам было нельзя, там, наверняка, находился блокпост, – а мы спустились ниже. Время до восхода ещё оставалось, я голосовал за немедленную переправу, не имело никакого смысла ждать ещё целый день, всё равно теплее не станет. Ребята нехотя согласились с моим мнением. Мы с трудом, помогая друг другу, разделись. У нас болело всё, что только могло болеть, пытки и путь через лес совсем доконали наши тела. Мы на куски разваливались от усталости, а предстояло ещё триста метров плыть по осенней, ледяной воде. Лишившись одежды, я быстро замёрз, зубы застучали бит, а кожа покрылась пупырышками. Моё колено практически перестало гнуться, но в воде оно мне мешать не будет, главное – преодолеть себя и войти в воду. Саша помог мне скрутить вещи в компактный тюк: сам я не умел так ловко, как он, складывать и скрючивать. Выглядел он плохо, я, случайно до него дотронувшись, понял, что у него жар, он ещё вчера жаловался на ломоту в костях, воспаление из его раны на груди расползалось, повышая температуру – сейчас у него температура точно поднялась выше 38 градусов. Речная вода на пользу Саше не пойдёт. Пожалуй, у Димы шансов переплыть больше, чем у нас двоих вместе взятых. Его сломанный нос и отсутствие ногтей на пальцах правой руки – не в счёт, вот только рёбра, но в воде ему легче будет. Нам требовались, в срочном порядке, антибиотики и жаропонижающие, те медикаменты, которые я набрал в пыточной могли отсрочить наступления кризиса, но не предупредить его. Я не хотел лишаться ноги, которой грозила гангрена, а Саша вообще мог откинуться на тот свет.
Я шёл первым в речку. По совету Димы мы привязали к спине пустые пластиковые бутылки, чтобы сподручнее было плыть, этакий импровизированный спасательный круг. Ступни онемели, их будто оттяпали, я сделал шаг и онемение поднялось выше, к икрам. Да, зря я отказался от предложения одного моего товарища. Прошлой осенью он – звали его Слава – предлагал в моржи записаться. Вот записался бы тогда, теперь бы так не страдал. Ладно, надо разом, ну, давай, Степан, и… Сделав два широких шага я пузом плюхнулся в воду. Схватило, как в пыточной, когда током пытали, но сразу отпустило, и кожа загорелась чистым огнём, даже приятно стало, и колено перестало дёргать. Грёб правой, а левую – с вещами и оружием – держал над головой. Сделав несколько гребков, услышал всплеск, чуть погодя – другой. Ребята в воду вошли. Хорошо. На середине реки меня стало сносить в сторону, а сил-то уже и так мало осталось, то и дело воду глотал, тянуло вниз. Тонул, я натурально тонул, и бутылка на спине не спасала, но пока держался на воле и на том, что гнал от себя чёрные мысли. Меня догнал Дима – он среди нас лучше всех плавал, у него даже какой-то юношеский разряд был, – глянув на меня, он предложил:
– Давай помогу.
Ну как он мне поможет, ведь и он вещи одной рукой над головой удерживал.
– Бери мои вещи, а сам за плечо хватайся.
Это Дима хорошо придумал, передав ему свой куль, я как ожил.
– Хватайся, чего ты?
– Не, плыви, я сам, мне легче уже… фр-рр… плыви.
Здесь появился и Саша. Вот кому следовало мои вещи отдать, силы у него побольше, чем у Димы, но сейчас и ему самому приходилось туго. С температурой не до подвигов. Кое-как доплыли,
Отдышавшись, я сказал:
– Благодарю, Дима. Утоп бы без тебя. Спасибо.
– Ничего. Даже хорошо, что вода такая холодная. Меня как-то всего взбодрило, не устал вообще.
– Да? – Саша тяжело поднимался с песка, покачиваясь словно пьяный. – А мне, парни, совсем худо. Грудь болит, вижу плохо.
Одевшись, я подошёл к Саше, положил ему руку на плечо.
– Что, так плохо? Идти сможешь?
– Смогу.
Поднявшись на высокий берег, мы очутились на околице деревни.
– Надо бы зайти к кому-нибудь.
– Зачем? – удивился Дима.
– Выдать могут, – сказал Саша.
– Могут. Люди разные, во время войны из них всякое говно лезет. Но мы на своей земле, должны нам свои помочь, не могут не помочь.
– Испугаются, они, как и мы, на оккупированной территории, – выразил сомнение Дима.
– Может и испугаются. Но нам лекарства нужны. Посмотри, Саша плох совсем, да и у меня нога опухла, иду еле-еле. С едой беда, мы же не белки, чтобы одними грибами питаться. Несёт всех. Рискнём?
Ничего другого нам не оставалось как рисковать, мои товарищи это тоже прекрасно понимали, поэтому мы пошли в деревню. Выбрали крайний, отдельно стоящий дом. Дом плохенький, мазанка, вокруг садик и на задах – огород. Собаки хозяева не держали, поэтому будить их предстояло нам самим. Мы зашли на крыльцо, и я тихонько постучал в дверь. Стучать пришлось довольно долго. Я старался не шуметь, поэтому не барабанил, а интеллигентно постукивал. Не хватило, деревенские жители спали крепко. Дима, устав ждать, подошёл к окошку и костяшками пальцев несколько раз легко ударил. Наконец в мазанке зажёгся свет, в окошко выглянул бородатый лик пожилого хозяина. Не знаю, что он там смог во тьме рассмотреть, но дверь пошёл открывать.
Застучали засовы, заскрипели петли и вот он, хозяин, – мужик лет пятидесяти-шестидесяти – стоит на пороге с непокрытой лохматой, седоватой головой, накинув на плечу овчинный полушубок.
– Здравствуйте, – я поздоровался. Саша и Дима промолчали – зря, и им бы стоило проявить вежливость, а то так и напугать со сна человека можно. Да с такими рожами, как у нас, и днём на нас смотреть страшно.
– Ну, здравствуйте.
– Вы нас извините, нельзя ли у вас попросить хлеба немного и воды.
– Русские? – спросил мужик.
– Да.
– А почему форма на вас ихняя? – Мужик заметил знаки отличия карбатальона.
– Так получилось. Выбора у нас не было, понимаешь?
– Ясно… Сбежали? Линия фронта-то от нас километров двести.
– Гриша, кто там? – раздался из глубины дома женский голос.
– Спи, мать, это ко мне! – крикнул в ответ дед Гриша. – Да, уж больно вид у вас потрёпанный, жалкий. Видно, что не бандеровцы.
– Нам бы ещё таблеток каких. Аспирин, антибиотики – есть?
– Да уж как ни быть, кое-что найдётся, – мужик продолжал в нас внимательно всматриваться, словно ждал чего-то. Ах да, понятно, чего он ждал.
– Вы не беспокойтесь, мы заплатим.
– Что у вас есть-то? – Гриша с сомнением покачал головой.
– Вот, – достав сто долларов, я показал зелёную бумажку прижимистому мужику.
– Хм. Подожди. – Мужик закрыл перед нашим носом дверь, вернулся в дом.
Через несколько секунд раздались голоса. Нам слышно было плохо, ясно, что хозяева спорили. Женщина даже два раз прикрикнула, потом громко всхлипнула и замолчала, а деревенский мужик Гриша что-то сердито ей напоследок сказал и затопал к нам. Вынес нам он круглый каравай чёрного хлеба, пять луковиц, пакет картошки, кусок копчёной грудинки, таблетки и два пузырька тёмного стекла.
Я отдал деньги деду Грише, посмотрел лекарства. Три пласта таблеток ампицилина тригидрата, аспирин, анальгин; в пузырьках – спиртовой раствор левомицитина.
– Благодарю, – немного же он дал за наши баксы. – Соли ещё дадите? И воды налейте, пожалуйста, вот в эти бутылки, хорошо?
– Давай, – мужик взял наши бутылки и унёс их в дом.
Пришел назад Гриша, принёс соли кулёк граммов двести – и на том спасибо – и бутылки с водой. Во всех вода, а в одной какая-то коричневая жидкость.