Боевыми курсами. Записки подводника
Шрифт:
Так, 21 июня на подводной лодке «М-60» (командир - капитан-лейтенант Б.В. Кудрявцев) к концу приемки бензина с танкера «Передовик» произошел сильный взрыв паров бензина, вызванный искрой на контактах рубильников. Из рубочного люка с оглушающим ревом вырвался огненный столб, вслед за которым повалил густой черный дым. Лодка немедленно дала ход и отошла от танкера с бензином. Из центрального поста стали выбираться сильно обгоревшие люди и прыгать в воду, на многих продолжали гореть одежда и волосы. В отсеках, где находились мины и противотанковые патроны, возник пожар. Кто-то из командиров отделений перед тем, как прыгнуть, предупредил товарищей: «Закройте корабельную вентиляцию - внизу горят мины!» Услышав это, находившийся на верхней палубе воентехник 1-го ранга Кохин, пренебрегая опасностью, бросился
22 июня подводная лодка «М-32» (командир - капитан-лейтенант Н.А. Колтыпин) пришла в Стрелецкую бухту с минами, винтовочными патронами и бензином. Боезапас выгрузили, откачали бензин и собрались в обратный путь. Никто не мог предугадать, что случится по вине паров бензина, оставшихся в четвертой балластной цистерне. 23 июня лодка вышла в бухту для дифферентовки. После «погружения вода стала вытеснять пары бензина из цистерны, не имевшей наружной вентиляции, внутрь лодки. В момент окончания дифферентовки лодку, находящуюся под водой, сотряс оглушительный взрыв в центральном посту. Личный состав получил ожоги открытых частей тела и контузии, но, невзирая на боль и слабость, подводники рвались исполнять свои обязанности и помогали, чем могли. Штаб флота распорядился лечь на грунт до наступления темноты, после чего всплыть и идти в Новороссийск. Лодке предстояло пролежать на грунте 16 часов.
Подводная лодка легла на грунт на 35-метровой глубине неподалеку от выхода из Стрелецкой бухты. Кроме личного состава там находились два корреспондента, два командира из гидрографического отдела флота, двое раненых и две женщины из Севастополя. В отсутствие должной вентиляции отсеки стремительно заполнились парами бензина, таившегося в самых неожиданных уголках. Командир лодки приказал всем лежать и не шевелиться, а сам до 10 часов проверял отсеки и беседовал с людьми.
Бензиновый дурман валил людей с ног и лишал рассудка. В ясном сознании остались единицы, прочие или лежали в полуобморочном состоянии, или вытворяли совершенно немыслимые вещи. Акустик Кантемиров, лежа на настиле, плакал и невнятно бормотал; моторист Бабич с громкими воплями плясал, пускаясь вприсядку; а электрик Кижаев бродил по отсекам и выкрикивал: «Что это все значит?» Женщины уговаривали командира всплыть, а когда поняли, что это невозможно, почему-то решили, что личный состав подводной лодки хочет сообща умереть. Тогда они, хватая командира за руки, стали умолять застрелить их сразу, не подвергая мучительной смерти.
К 12 часам способность соображать осталась лишь у троих: командира Колтыпина, старшины группы Пустовойтенко [171] и краснофлотца Сидорова. Командир, осознав, что больше продержаться не в состоянии, приказал Пустовойтенко не спать и разбудить его в 21 час. В это время Сидоров ходил из первого отсека в шестой за механиком Медведевым и за ноги оттаскивал его от люков, которые тот пытался открыть. Но Медведев все же ухитрился незаметно отдраить люк в шестом отсеке, хотя, к счастью, давление воды на такой глубине не позволило ему отвориться.
В назначенное время Пустовойтенко не сумел разбудить командира, тогда он вынес командира в центральный пост и стал действовать самостоятельно. После продувки средней цистерны подводная лодка всплыла под рубку, и Пустовойтенко попытался отдраить люк, но не смог и свалился в центральном посту. В это время лодку медленно относило на камни к херсонесскому маяку, а вода заливала электромоторы через отдраенный в шестом отсеке люк. Через два часа Пустовойтенко пришел в себя, открыл рубочный люк и вынес наверх командира лодки. После этого старшина пустил корабельную вентиляцию, задраил люк в шестой отсек, откачал воду из трюма, продул главный балласт. Затем он вынес наверх электрика Кижаева, привел его в чувство, отнес вниз и оставил его на вахте у электростанции. Командир наконец очнулся и дал команду: «Задний ход!» Но подводная лодка, стоявшая носом к берегу, наоборот, пошла вперед. Кижаев на вопрос командира, почему он не выполнил команду, совершенно серьезно и убедительно ответил: «Наша лодка
Третий трагический случай произошел 23 июня на подводной лодке «М-33» (командир - капитан-лейтенант Д.И. Суров) во время дифферентовки в Цемесской бухте. Лодка приняла 7 тонн боезапаса и 6 тонн бензина. Бензин был принят в четвертую балластную цистерну. По выходе из Новороссийска лодку возвратили, чтобы откачать бензин. По-видимому, стало известно о предыдущих авариях. Полностью не очистив лодку от растекавшегося по всем трюмам бензина и скопления бензиновых паров, командир спешно вышел на дифферентовку, так как уже не укладывался в расчетное время. После окончания приема расчетной дифферентовочной воды пары бензина взорвались. Пламя полыхнуло из центрального поста вперед и назад через все отсеки, не пострадали только носовой и кормовой. На людях загорелись одежда и волосы, у тех, кто был одет по пояс, загорелась кожа. Люди с трудом выбирались из центрального поста и тут же прыгали в воду.
Невзирая на сильнейшие ожоги, личный состав продолжал выполнять свои обязанности, и лодка ни на минуту не потеряла управление. Многие командиры отделений, не обращая внимания на едкий черный дым и невыносимую жару, обошли отсеки, проверили мины и задраили переборки. При взрыве от сильного давления сел металлический настил над батареей и замкнул ее элементы, были побиты электроприборы и манометры. После взрыва подводная лодка подошла к стенке, и с нее быстро выгрузили боезапас. Всех пострадавших отправили в госпиталь. Оставшийся личный состав приступил к очистке лодки, путем щелочения и промывки цистерн, трюмов и магистралей соляром. 27 июня лодка ушла в Очамчиру на ремонт.
Вот оно - коварство бензина. К счастью, быть может благодаря совершенству конструкции нашего корабля, нам удалось избежать этой участи.
Но в какой бы трудной ситуации ни оказались наши подводники, они не теряли присутствия духа. Для спасения [173] корабля и своих товарищей шли на любые лишения и на сознательное самопожертвование. Крепкая морская дружба, взаимовыручка и товарищеская солидарность всегда являлись залогом наших успехов.
В последней декаде июня бои в Севастополе достигли предельного ожесточения. Ряды его защитников таяли, снаряды были израсходованы, атаки врага отбивались только ружейно-пулеметным огнем.
В эти дни у Туапсинской базы все чаще и чаще стали появляться фашистские самолеты-разведчики. Они подходили к Туапсе со стороны моря и низко летали вдоль береговой черты. Зенитные батареи открывали артиллерийский огонь и отгоняли стервятников. Но их частые визиты словно предвещали скорую развязку и подтверждали то, во что никто не хотел верить.
За ходом боев в Севастополе личный состав следил с болью в сердце. Каждый день наши радисты Ефимов и Миронов принимали сводки Совинформбюро и немедленно докладывали комиссару, который затем доводил их до сведения всей команды.
Никогда не забуду день 3 июля. Казалось, день как день. Тринадцатые сутки, как мы находились в ремонте. Все рабочие судоремонтного завода и личный состав были заняты регулировкой муфты БОМАГ и устранением прочих дефектов.
Я находился на верхней палубе, когда дежурный по кораблю мичман Крылов доложил:
– Вас просит в радиорубку военком.
Спустившись в четвертый отсек, я увидел Павла Николаевича, он, тяжело навалившись на переборку, стоял у двери радиорубки и внимательно смотрел на радиста Миронова. Оба были настолько сосредоточены, что не заметили моего прихода.