Боевыми курсами. Записки подводника
Шрифт:
21 сентября 1941 года подводная лодка «М-34» под командованием капитан-лейтенанта Н.И. Голованова после торпедной атаки также легла на грунт. В течение 11 часов ее жестоко бомбардировали корабли охранения, которые сбросили на нее несметное количество глубинных бомб, и в конце концов подводная лодка погибла.
1 октября 1942 года подводная лодка «М-118» под командованием капитан-лейтенанта С.С. Савина после успешной торпедной атаки также стала отлеживаться на грунте, но была обнаружена немецким самолетом, который навел на нее румынские канонерки. Канонерские лодки сбросили на «М-И 8» всего 7 глубинных бомб, которыми ее и потопили. [305]
Все эти подводные лодки погибли еще в начале
29 мая 1942 года подводная лодка «А-3» (командир капитан-лейтенант С.А. Цуриков) после успешной торпедной атаки также легла на грунт. Подводная лодка пролежала на грунте пять часов.
23 августа 1942 года подводная лодка «М-36» (командир капитан-лейтенант В.Н. Комаров) после торпедной атаки легла на грунт. Сторожевые корабли обнаружили ее и начали бомбить. В шестом отсеке сорвало задрайки люка, хлынувшая внутрь подводной лодки вода затопила отсек, и личный состав был вынужден перейти в другие отсеки. На подводной лодке помимо вышедших из строя электродвигателей, трюмной помпы, компрессора и кормовых горизонтальных рулей были погнуты вертикальный руль, лопасти гребного винта и оторван лист киля. Противник посчитал лодку потопленной и оставил ее в покое, после чего подводная лодка всплыла и вернулась в базу, попутно успешно отбиваясь от самолетов противника.
14 октября 1942 года подводная лодка «М-32» (командир капитан 3-го ранга Н.А. Колтыпин) после успешной торпедной атаки легла на грунт на глубине не более 13 метров. На подводной лодке, соблюдая тишину, выключили все механизмы, включая гирокомпас, однако, вопреки принятым мерам, корабли охранения смогли ее обнаружить и нещадно бомбили в течение длительного времени. Взрывной волной оторвало задрайки верхнего рубочного люка, и в центральный пост через рубку хлынула вода. Нижний рубочный люк удалось задраить, но вода продолжала течь в центральный пост через тубус перископа. Из строя вышли турбонасос, трюмная помпа, гирокомпас и магнитные компасы, погасло освещение, затопило радиорубку, пробило главную балластную, масляную и солярные цистерны. Масло и соляр стали вытекать внутрь пятого отсека и наружу в море. На поверхность вместе с флагами, бушлатами и ящиками всплыли огромные пятна масла и соляра. Это спасло «М-32»: противник посчитал ее погибшей [306] и после проверки звукоподводными сигналами и металлическим щупом покинул место бомбометания. Личному составу удалось завести дизель и при 6-балльном шторме вернуться в базу.
К командирам, поощряющим покладку на грунт, как ни странно, относился и известный подводник капитан 3-го ранга Я.К. Иосселиани. Не раз он делился с нами соображениями об этом пресловутом приеме, и, коль скоро все проходило благополучно, его невозможно было убедить в обратном.
Такая порочная отсебятина явно шла вразрез с рекомендациями по боевой деятельности подводных лодок. Хочу сказать прямо, что таким командирам просто везло, все покладки на грунт могли закончиться и, безусловно, в ряде случаев заканчивались трагически.
К концу войны на противолодочных кораблях появился бомбомет, который выстреливал серию глубинных бомб (до двадцати четырех в залпе) на расстояние до 250 метров вперед по курсу корабля в расчетное место обнаружения подводной лодки. Да и конструкция взрывателей глубинных бомб впоследствии претерпела существенные изменения: теперь они перестали реагировать на глубину и детонировали лишь при ударе о корпус подводной лодки. В подобных обстоятельствах уклонение подводной лодки от бомбометания еще более усложнилось, а для командиров подводных лодок, привыкших ложиться на грунт, - было просто гибельным!
Но вот мой неглубокий сон прервал шум лебедки зенитного перископа,
Не дожидаясь приглашения, я встал с дивана и подошел к штурманскому столу. Вахтенный офицер доложил, что по курсу впереди на горизонте он обнаружил самолет-амфибию, который летает переменными курсами в одном и том же секторе. Мы изменили курс и легли на средний пеленг этого сектора. В скором времени прямо на носу показались малые цели. Теперь я был всецело [307] поглощен распознаванием среди множества целей в поисках таких, которые мы могли бы атаковать.
Объявив боевую тревогу, мы пошли в торпедную атаку. Когда приблизились, я понял, что идут буксиры с баржами. На корме у последних были развитые надстройки, а вместо круглых иллюминаторов были вставлены обычные застекленные рамы, которые вряд ли могли выдержать мощные удары морских волн. Я пригласил к перископу старпома, чтобы он смог высказать свое мнение. Он тщательно рассмотрел цели в перископ и доложил, что перед нами мелкосидящие речные дунайские баржи, поэтому атаковать их торпедами бесполезно. Я с ним согласился, но все же решил выйти в торпедную атаку, чтобы избежать обвинений в нерешительности.
Поднырнув под головную баржу, благо курсовой угол был острым, мы всплыли под перископ с противоположного борта и с дистанции двух кабельтовых выстрелили двумя торпедами из кормовых торпедных аппаратов по второй барже. Торпеды с установкой глубины хода один метр шли неуверенно: иногда они зарывались на глубину или, подпрыгивая на волнах, выскакивали на поверхность.
Немецкий наблюдатель, стоявший на носу баржи, увидев мчащиеся на него торпеды, в ужасе замахал руками, а затем бросил свой боевой пост и очертя голову побежал по палубе к корме…
Но увы, первая торпеда прошла впереди перед носом баржи, вторая - под баржей. Я тут же решил атаковать баржи артиллерией, но, к нашему великому сожалению, кружащий над нами фашистский самолет заставил нас уйти на глубину.
Досадно было упускать врага, однако тут мы ничего не могли поделать. Это действительно были мелководные дунайские баржи, которые были неуязвимы для торпед, а сверху их предусмотрительно прикрывал морской разведчик. Видно, немцы стали более обстоятельно формировать транспортные караваны и надежней их защищать. Нам же оставалось продолжать искать другие суда противника да сетовать на безрезультатный расход торпед, хотя, надо заметить, по приходе в базу командование бригады одобрило мое решение стрелять по баржам… [308]
В вечерние сумерки мы всплыли в надводное положение и приступили к зарядке аккумуляторной батареи. Когда совсем стемнело, я поднялся на мостик, и вдруг, прямо по носу, в нескольких метрах от форштевня на гребне волны на миг показалась плавающая мина, которая моментально скрылась между волнами. Создалось критическое положение: уклоняться от мины маневром было уже поздно - и мина зловещим черным шаром неотвратимо приближалась к носу подводной лодки. Вот она снова появилась на белом гребне и снова скрылась в развалинах волн. В следующую секунду мина вновь промелькнула перед нашими глазами и снова скрылась. Мы, затаив дыхание, продолжали наблюдать за нею и ожидали ее взрыва, которого, казалось, теперь не миновать. Был миг, когда она оказалась выше палубы подводной лодки и на мгновение как бы замерла на гребне волны и вот-вот неотвратимо должна была удариться о палубу и… Но вот прошло немного времени - и мина, как бы нехотя, вместе с пенящимся гребнем скатилась в новую ложбину волн напротив носовой пушки и, постепенно отдаляясь от борта, вскоре скрылась за кормой.