Бог-без-имени

Кокоулин Андрей Алексеевич

– Смотри, - говорил он, - теперь наши справа давят. Это Наккинейсе с прочими. Воительница! Давно говорил уважаемым, что тьма расползлась, осмелела. Они же смеются: в прошлый раз так дали, куда ей! А оно вон что.

Голос отдалился, но скоро вернулся.

– А слева, видишь, Стергрун. Слышишь: бум, бум? Это он, значит, молотом. Не хотел бы я попасть под его молот. Была голова - нет головы. От тьмы только клочья летят. Да, это хорошо. Это я понимаю.

Вдох, выдох.

–

А в центре, понятно, Йорун со своим отрядом. Там все как на подбор - гиганты и полубоги. Вахенам, честно, не завидую. Может, в этот раз и кряжу высоту укоротят. Я бы укоротил. Опасно, конечно…

Славно, подумал Фьольвир.

Мир спасен. Я - герой. Боги ка-ак выскочат, и давай тьму кошмарить. Правильные боги оказались. А шкатулка - дурацкая. Надо же додуматься… Интересно только, как там Унномтюр?

– Эй-эй!

Фьольвир разлепил глаза.

Обжора, нависнув над ним, какое-то время вглядывался в него, потом ткнул пухлым кулаком куда-то в область плеча - Фьольвир не почувствовал.

– Ты давай, уважаемый, не раскисай, - сказал усач.
– Сейчас все закончится, тобой тоже займутся. Ты же кто?

– Фьольвир Маттиорайс, - прошептал Фьольвир.

– Э, уважаемый, - улыбнулся усач, - ты - герой. Настоящий.

– Я не хотел…

– Ну, бывает. Хотел, не хотел, а стал. Так что ты держись. Герои, уважаемый, вообще не умирают.

– Я знаю, - одними губами произнес Фьольвир.

И умер.

Эпилог

Разбудил его скрип уключин.

Фьольвир обнаружил, что, скособочившись, сидит в лодке, одна рука его свесилась, и пальцы касаются воды. Вода была теплая. Мелкая рябь играла на солнце. От нее то и дело свет проникал сквозь веки.

Фьольвир сморщился и переменил позу.

– Ага!
– услышал он.
– Наконец-то!

– Что?
– буркнул Фьольвир.

– Ты проснулся!

– Кажется, я умер, - сказал Фьольвир.

– Одно другому не мешает!

– Возможно.

Фьольвир потянулся и открыл один глаз. На лавке перед собой он увидел Унномтюра, который старательно работал веслами. На пустом лице спутника цвела широкая улыбка. Впереди низкой тучкой темнел остров.

– Я тебе обещал, что сам отвезу тебя в Тааливисто?
– сказал Унномтюр.
– Смотри! Везу! Как завзятый лодочник!

Фьольвир вздохнул.

– Значит, я все-таки умер.

– А чего ты хотел, арнасон?
– фыркнул спутник.
– Да, так и есть. Все-таки тьма - это тебе не Ульфха. И не Коггфальтаддир. Я, кстати, тоже не выжил. Тьма меня - бац!
– и пополам! Ноги - вправо, тело - влево.

Бросив весла, он показал,

как это произошло. Фьольвир почему-то рассмеялся.

– Ну, да, смешно, - признал Унномтюр и вновь принялся грести.
– Лежишь себе, вокруг топчутся…

– А сапог?

– Ну, штир на ноге, конечно. Был. Где еще?

– А тьма?

– Так и сидит за дверью. Ну, загнали в берлогу. Не к твоему ваэну, а в самое изначалье. Она, арнасон, тварь бессмертная. Или даже не тварь… - Унномтюр задумался.
– Скажем, природное образование. Без нее никак нельзя, но и с ней хорошего мало. Самое лучшее - через перегородочку.

Он оглянулся на остров.

– Хочешь побыстрее?

– Не-а.

Фьольвир прищурился на солнце в небе.

– Скажи, - запрокинул голову он, ловя лицом чуть солоноватый ветер, - все так и закончится?

– А тебе мало?
– удивился Унномтюр.

– Ну, все как-то… Словно кувырком.

– Так, извини, арнасон, обстоятельства. Вообще, у героев редко выходит, чтобы они год собирались, два прощались, три шли, а беда или чудище какое их терпеливо ждали: ах, что-то Фьольвир Маттиорайс запаздывает!

– А боги?

– Боги? Благодарны. Тебя - в Тааливисто, меня, видишь, оживили, искупали в эйхе. Я тебе скажу, - наклонился и зашептал Унномтюр, - благодарность одной богини была очень даже… Только это между нами! У нее муж ревнивый. Копьеносец тот еще!

Фьольвир посмотрел на спутника с улыбкой.

– Смотри.

– Я смотрю, - кивнул Унномтюр, гребя.
– Но я же это… существо подневольное. Это ты, считай, отмучался, а мне еще пыхтеть и пыхтеть у богов на посылках. Кстати, слышишь, арнасон?

– Нет.

Унномтюр поднял весла.

– А сейчас?

Фьольвир, привстав, насторожил слух. Сквозь мягкий, ласковый плеск воды о борт лодки прорезался далекий, странный шум. Голоса не голоса. Крики.

– Что это?

– Ты совсем, арнасон? Это ж тебя встречают!

– Меня?

Фьольвира вынесло на нос лодки.

Он всматривался в остров, в береговую линию Тааливисто, и ему чудилось, что она вся заполнена людьми. Там, среди облепивших бревенчатый подъем, пристань и ближние холмы, он узнал отца, мать, Эртина, Тотверна и Мейвосу, всех, с кем был знаком и кого любил. Даже старого пса, по морду забравшегося в воду, разглядел. Тонкой белой черточкой отдельно стояла Хейвиска и махала ему руками.

– Фьоли!
– услышал он.
– Фьоли!

Ощущение счастья затопило Фьольвира, и он бешено замахал в ответ. И закричал так, как, наверное, не кричал никогда в жизни:

– Люди! Хейвиска! Это я!