Бог-Император Дюны
Шрифт:
Айдахо взглянул на Хви.
— Он говорит и за тебя?
Хви положила руку на руку Айдахо.
— Я сама говорю за себя.
Монео по-журавлиному изогнул шею, чтобы взглянуть на сплетенные руки, лежавшие на подушке, и вздохнул.
— Вы не должны этого делать.
Айдахо еще сильнее стиснул руку Хви и почувствовал, что она отвечает ему таким же пожатием.
— До того, как кто-либо из вас спросит об этом, — проговорил Монео, — моя дочь и Бог-Император все еще не вернулись с испытания.
Айдахо
— Правду ли говорят Рыбословши? — спросила она. — Сиона умрет, если не выдержит испытания?
Монео промолчал, но лицо его стало каменным.
— Это похоже на испытание Бене Джессерит? — спросил Айдахо. — Муад Диб говорил, Орден испытывает для того, чтобы выяснить, являешься ли ты человеком.
Рука Хви задрожала. Айдахо посмотрел на Хви, ощутив эту дрожь.
— Они и тебя испытывали?
— Нет, — ответила Хви, — но я слышала, как молодые бенеджессеритки говорили об этом. Они говорили, что нужно пройти через муку, не теряя ощущения собственного «я».
Айдахо вновь перенес взгляд на Монео, заметил, что левый глаз мажордома начал подергиваться.
— Монео! — выдохнул Айдахо, осененный внезапным пониманием. — Он испытывал тебя?
— Я не желаю обсуждать вопросы испытаний, — ответил Монео. — Мы здесь, чтобы решить, как надо поступить с вами.
— Разве не нам самим это решать? — спросил Айдахо.
Он почувствовал, как рука Хви в его руке становится скользкой от пота.
— Решать это Богу-Императору, — ответил Монео.
— Даже если Сиона провалится? — спросил Айдахо.
— Особенно тогда!
— Как он тебя испытывал? — спросил Айдахо.
— Он дал мне чуть-чуть посмотреть — на что это похоже: быть Богом-Императором.
— И?..
— Я увидел столько, сколько способен был увидеть.
Рука Хви судорожно стиснула руку Айдахо.
— Значит, это правда, что некогда ты был мятежником, — сказал Айдахо.
— Я начинал с любви и молитвы, — сказал Монео. — Я сменил их на гнев и мятеж. Я был превращен в то, что теперь перед вами. Я осознаю свой долг и исполняю его.
— Что он с тобой сделал? — вопросил Айдахо.
— Он процитировал мне молитву моего детства:
«Жизнь мою я посвящаю возвеличиванию славы Господней».
Монео произнес это с глубокой задумчивостью.
Айдахо заметил, как застыла Хви, как глаза ее прикованы к лицу Монео. О чем она думает?
— Я признал, что это было моей молитвой, — сказал Монео. — И Бог-Император спросил меня, отступлюсь ли я, если моей жизни не будет достаточно. Он закричал на меня: «Что твоя жизнь, если дар более великий ты придерживаешь?»
Хви понимающе кивнула, но Айдахо ощущал только смятение.
— Я расслышал правду в его
— Ты, что, Видящий Правду? — спросила Хви.
— Понукаемый отчаянием, — сказал Монео. — Но только тогда, я клянусь вам, он говорил мне правду.
— Некоторые Атридесы владели Голосом, — пробормотал Айдахо.
Монео покачал головой.
— Нет, это была правда. Он сказал мне: «Я сейчас гляжу на тебя, и если бы мог заплакать, я бы это сделал. Подумай, каково же мое желание воистину заплакать».
Хви, качнувшись вперед, почти коснулась стола.
— Он не способен плакать?
— Песчаный червь, — прошептал Айдахо.
— Песчаных червей Свободные убивали водой, — пояснил Айдахо. — Утонув, черви производили эссенцию спайса для религиозных оргий Свободных.
— Но Владыка Лито еще не полностью Червь, — сказал Монео.
Хви, глядя на Монео, отпрянула назад.
Айдахо задумчиво поджал губы. Может быть, соблюдает запрет Свободных на слезы? Как трепетно Свободные всегда относились к подобной потере влаги! Отдавание воды мертвым.
Монео обратился к Айдахо:
— Я надеялся, тебя можно будет привести к пониманию. Владыка Лито сказал свое слово: ты и Хви должны расстаться и никогда больше не видеть друг друга.
Хви вынула свою руку из руки Айдахо.
— Мы знаем.
Айдахо заговорил с покорной горечью:
— Мы знаем его силу.
— Но вы его не понимаете, — сказал Монео.
— Самое большое, чего я хочу — понять его, — сказал Хви.
Она положила свою руку на руку Айдахо, чтобы не дать ему вступить в разговор. «Нет, Данкан, нашим личным страстям нет места».
— Может быть, тебе стоило бы МОЛИТЬСЯ ему, — сказал Айдахо.
Она повернулась всем телом и пристально вгляделась в него, пока Айдахо не отвел глаза.
Когда она заговорена, ее голос звучат живостью и вдохновением, которых Айдахо никогда прежде не слышан.
— Мой дядя Молки всегда говорил, что Владыка Лито никогда не отзывается на молитву. Он говорил, Владыка Лито смотрит на молитву, как на попытку насильно навязать свою волю выбранному богу, указать Бессмертному, что ему следует делать: ДАЙ МНЕ ЧУДО, БОЖЕ, ИЛИ я не поверю в тебя!
— Молитва — это форма спеси, — сказал Монео. — Навязывание себя в собеседники.
— Как он может быть Богом? — осведомился Айдахо. — По его собственному признанию — он не бессмертен.
— Я процитирую самого Владыку Лито, — сказан Монео.
— «Я — вся та часть Бога, которая должна быть видна. Я есть Слово, ставшее чудом. Я — все мои предки, разве это не достаточное чудо? Чего еще вы могли бы только желать? Спросите сами себя — где существует более великое Чудо?»
— Пустые слова, — глумливо заметил Айдахо.