Бог исподволь: один из двенадцати
Шрифт:
Инквизитор покачнулся, выпрямляясь. Два одинаковых, как близнецы, дознавателя смотрели на него из-под вращающегося потолка. Стены водили хоровод, и единственное оконце то подпрыгивало вверх, то ухало вниз – вместе с бунтующим желудком.
– Давно метишь на моё место, а, брат? – Герхард ухмыльнулся двойникам-дознавателям, даже не пытаясь понять, который из них настоящий, – ну что ж, своё ты получишь.
Перевязь осталась лежать на полу. Монахи вывели инквизитора из дома.
***
Тряска в повозке-клети, насквозь провонявшей гнилью, заставляла всё внутри переворачиваться.
– Воистину, женщина – сосуд Дьявола, – пробормотал Герхард, тщетно стараясь устроиться так, чтобы верёвки на лодыжках и запястьях меньше резали кожу, – именно это они и скажут…
Вдова что-то промычала. Герхард извернулся и ногой подтолкнул к женщине её платье, которое монахи бросили в повозку.
– Прикройся, – посоветовал он, – ночи ещё холодны.
Несчастная никак не отреагировала, лишь её худые пальцы судорожно смяли гнилую солому, устилавшую дно клети. В мутной темноте, перечерченное тенями от прутьев, её лицо казалось черепом с глубокими провалами глазниц. Герхард подцепил край платья ногой и, изловчившись, набросил ткань на обнажённое тело Моты. Запястья свело, и он не сдержал болезненного стона.
– Эй, там, в повозке! – рявкнул с козел один из монахов, которого Геликона взял в сопровождающие, – молчать!
Герхард притих. Свежая ночь приятно холодила голову.
Повозка, влекомая парой лошадей, покинула деревню и затряслась по ухабистой дороге через поля. Герхард взглянул на укрытое тучами небо. Бледный круг луны едва обозначился над горизонтом по левую руку. Значит, Геликона везёт своих пленников в Дармштадт – ближайший город в северо-восточной стороне, где заседает Священный трибунал. Желудок снова скрутило.
Скорее всего, этот итальянский выродок ещё засветло послал нарочного к самому епископу Дармштадтскому – с просьбой назначить его, Геликону, инквизитором вместо «позорно падшего и предавшего Святую Церковь еретика Герхарда Эгельгарта…»
Герхард вздрогнул. Ведь он не сам пошёл в объятия вдовы, набросившись на этот ходячий полутруп как на сочнейший лакомый кусочек. Откуда у бедной вдовицы белое вино?..
Не самое вкусное – инквизитору приходилось отведывать и лучше. Но эта несчастная – явно не из тех, кто способен позволить себе даже это. Её дом и сад в запустении после гибели мужа, соседи и родные отвернулись от безумицы. Она питается тем, что находит в полях, ей не на что взять даже плохого зерна. И вдруг на её столе обнаруживается бутыль вина…
Герхард шёпотом обругал себя за глупость. Ну конечно же! Мята – её сильный аромат способен легко перебить запах такого растения, как mandragora officinalis, известного своей способностью смущать рассудок и побуждать плоть. Его, Герхарда, действительно опоили – но не бедная вдовица, а собственный помощник. И кто знает, какую ещё пакость подсунул Геликона бывшему наставнику, если сумел настолько затмить его разум,
С того самого момента, когда они встретились год назад, итальянец настойчиво следовал за Герхардом всюду, исполняя роль его преданного дознавателя. Фанатичным огнём горели глаза молодого оливета, недавно прибывшего из Тосканы, чтобы, по его собственным словам, «всячески содействовать благому делу искоренения ересей на священных землях Римской Империи». Невысокого роста, плюгавенький монашек быстро стал известен в землях близ Майнца как неутомимый дознаватель, умудрявшийся быть сразу всюду. Ему прочили блестящую карьеру, и на пути Геликоны к вожделенному сану стоял только один человек – Герхард.
Инквизитор прикинул расстояние – до Дармштадта около трёх часов пути. Есть время восстановить силы. О том, что ждёт в городе, лучше не думать. Геликона не упустит возможности лично допросить бывшего покровителя – а на проблемы с фантазией итальянец никогда не жаловался.
Герхард попытался расслабиться, но от этой затеи пришлось быстро отказаться. Отвратительное чувство, будто он повис где-то в пространстве и качается вверх-вниз, появлялось всякий раз, стоило закрыть глаза. А от образов, возникающих перед опущенными веками, рвотные позывы только усиливались.
В какой-то момент, вынырнув из забвения, инквизитор обнаружил, что лежит у борта клети, а Мота, прижавшись к нему, ворочается во сне и дрожит всем телом. Герхард осторожно отодвинулся.
Повозка между тем продолжала мерно трястись по кочкам, вдовица – валяться в беспамятстве, а Геликона, наверняка, торжествовать. Герхард перебрался через вялое тело женщины и осмотрел замок клети.
Проклятый тосканец как следует позаботился о том, чтобы добыча не ускользнула. Замков оказалось целых три – два под фигурные ключи сложной формы и один массивный, со скрытой скважиной. Дознаватель наверняка выложил за это чудо не один дукат. Герхард сплюнул – такой замок не откроешь без ключа, особенно со связанными за спиной руками.
Инквизитор прислонился к дверце клети. Луна окончательно затерялась среди облаков. Мерное покачивание убаюкивало, и тошнота наконец стала отступать. Дремотная вялость овладела телом.
Вдова в углу зашевелилась, села. Герхард поднял на неё взгляд – волосы женщины как будто стали короче.
– Здесь нам больше нечего делать, – неожиданно произнесла Мота. Казалось, её губы живут своей собственной жизнью, отдельно от застывшего маской лица.
– Что?.. – переспросил инквизитор сквозь дрёму.
Вдова помолчала. Ветер трепал её неровные космы. Проглянувшая меж туч луна высветила натянутую как пергамент кожу.
– Много наблюдателей не нужно, – снова зашевелились губы, – мятное масло и вино сделали своё дело. Ты пошёл на это добровольно.
Голос Моты грубел, становясь похожим на мужской.
– Дуодецима, – произнесла она басом.
Двенадцать, про себя перевёл Герхард. Мысли ползли как черепахи. А вдовица-то не проста… откуда она знает латынь?..