«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
Жорж-Мишель вздохнул и поплелся за мальчишкой, ухватил за шиворот, сунул в руки подушку и вытолкал за дверь, присовокупив «Мал еще по женским спальням шляться». К счастью для пажа Карл не успел покинуть прихожую Лошей, так что выполнил второй приказ так же скоро и точно, как собирался выполнить первый, и через пару мгновений измученный ребенок очутился на диванчике с подушкой под головой и теплым плащом вместо одеяла на теле.
Последняя свеча в подсвечнике погасла, и Жорж-Мишель погрузился в сон. И сразу же проснулся. Он вдруг понял, что только что между делом легко и непринужденно отдал приказ убить десятерых благородных дворян, среди которых были две женщины, и
Шевалье смотрел в темноту, ласково гладил жену по голове и думал, что угрызения совести его не мучат.
Глава 24
В которой французский двор пребывает в сильном смятении
Когда барона де Батарне нашли с перерезанным горлом во рву блуасского замка, почти никто этому не удивился. Распутник, пьяница и игрок. Добрая дюжина людей желала этого от всего сердца, а по-меньшей мере у половины из них были все возможности отправить мерзавца к праотцам. Так что разговоры об убитом занимали двор как раз между обедом и фейерверком. Однако через пару дней в парке нашли тело шевалье де Монталя, а потом — и господина де Пре. С неприятным чувством придворные его величества Карла IX поняли, что в Блуасском замке что-то происходит. Граф де Ноайль первым сообразил, что случилось. И если после смерти барона у него и оставались еще какие-нибудь сомнения, два последующих убийства подтвердили худшие предположения. Принцесса Релинген не принимала. Его сиятельство подошел к даме перед балом. Аньес стояла в окружении целой свиты. Равнодушно выслушав извинения, ответила, что прощает его сиятельство. Гиз фыркнул графу прямо в лицо. Граф де Лош зевнул. Дама отвернулась.
«Это все», — подумал Ноайль. Оставалось идти к королю. Его сиятельству пришлось пересказать юному монарху все подробности карточной игры. Увы, молодой король не внял просьбам шевалье позволить ему покинуть двор. В какой-то миг граф вдруг понял, что вся эта история попросту забавляет испорченного щенка. Так что Ноайль получил лишь обещание короля поговорить с графиней де Лош.
На следующее утро его величество заговорил с графиней-принцессой прямо во время утреннего выхода. По крайней мере в этом он не разочаровал графа.
— Говорят, мадам, вы увлекаетесь карточной игрой? — громко вопросил Карл, обращаясь к Агнесе Релинген.
— Да, сир, — коротко ответила дама, опуская голову; до дона Карлоса юному Валуа было далеко, так что особых трудностей в разговоре с его христианнейшим величеством не предвиделось. Как и предполагала Аньес, ее ответ вызвал раздражение.
— Смерть Христова, мадам, вы устраиваете игру на моего пажа в моем доме и я должен это терпеть!
— Прошу простить мою невинную шутку, сир. — Аньес была сама кротость.
— Невинную… — король усмехнулся. — Он вас развлекает, мадам? Признайтесь!
Аньес улыбнулась про себя — все безумцы одинаковы.
— Да, сир, — вновь почтительный поклон. Придворные зашушукались. Граф де Лош застыл в тревожном ожидании.
Глаза короля вспыхнули.
— И каким же образом, мадам?
Аньес вздохнула про себя, помянув царя Давида и всю кротость его.
— Как мне угодно, сир. Он послушный мальчик.
Карл фыркнул. Придворные замерли, ожидая подробностей. Однако король сменил тему.
— Вы похищаете моего пажа. Вы охотитесь на моих придворных.
— Сир? — Аньес была само удивление.
— Не притворяйтесь, мадам, — голос короля сделался раздраженным. Граф де Лош попытался шагнуть вперед и остановился под взглядом жены. Придворные замерли, довольные тем, что его величество, наконец, проучит «эту испанку».
— Трое
Принцесса молча ждала. Вспышки ярости не последовало. Странный разговор.
— А вы, оказывается, азартны, мадам — карты, охота.
Король обошел вокруг Аньес и остановился в каком-то шаге от дамы. Аньес опустила взгляд.
— Говорят, вы охотитесь даже на кабана, мадам.
— Да, сир, — принцесса перестала понимать, чего добивается Карл, и слегка встревожилась.
— Говорят, вы переодеваетесь в мужской наряд во время охоты. — Король склонил голову к одному плечу, потом — к другому.
— Мне так удобно, сир, — тон дамы оставался ровным.
— Но это неприлично! — с неожиданным восторгом проговорил король. — Все же видно, даже ноги, — его величество вдруг замолчал, как будто понял, что ляпнул что-то лишнее. В толпе придворных послышалось не просто перешептывание, а поистине — жужжание.
Аньес вдруг поняла, в чем дело. Поняла и чуть не рассмеялась. Конечно, это был смех сквозь слезы, но дама решила, что у нее будет время подумать, как лучше поступить. А пока…
Принцесса гордо вскинула голову и проговорила со всей испанской надменностью:
— Государям нет необходимости думать о приличиях! Пусть подданные думают о том, как не расстроить монарха.
При этом дама обвела взглядом всех присутствующих и остановила взгляд на короле, забыв добавить положенное «сир».
Карл с восторгом воззрился на даму.
— Мы хотим, чтобы вы завтра отправились с нами на охоту. И оделись, — молодой человек на миг запнулся, — как вам удобно.
Двор притих. Нет, в коридорах Блуасского замка по-прежнему сновали толпы придворных, пажей и слуг. По-прежнему кто-то сплетничал, кто-то смеялся, кто-то молча глотал слезы, кто-то выбирал шпагу перед дуэлью, а кто-то торопливо подсыпал в вино соседа яд. И однако над всеми этим сгустилась тень, так что придворные и слуги жили и дышали следуя одной лишь привычке, словно позабыли все страсти и ожесточение, которые питали их еще день назад. Смех звучал приглушенно, девицы из «летучего отряда» двигались тише, кавалеры были изысканно вежливы с дамами, а галантные парочки более не довольствовались первым попавшимся сундуком, благоразумно выбирая самые темные закоулки замка, и поминутно вздрагивали при малейшем шорохе. Блуасский замок стремительно превращался в Аркадию, о чем шевалье Жорж-Мишель не преминул сообщить своим родственникам — его высочеству Генриху де Валуа и его светлости Генриху де Гизу.
К величайшему сожалению графа оба Генриха были не в состоянии оценить его шутку. Стоя посреди комнаты с письменным приказом его величества в одной руке и кубком божанси в другой, Генрих де Валуа громко вопрошал приятелей, какая муха укусила его коронованного братца и чего ради ему вздумалось отсылать его в действующую армию прямо сейчас?
Герцог де Гиз не спешил просвещать кузена. Уж коли Генриху было угодно проспать самое важное событие двора — ему же хуже, размышлял лотарингский принц, ибо теперь совершенно точно знал — четвертому принцу из дома Валуа было недолго оставаться дофином. «Она выбрала меня», — самодовольно твердил герцог, сделав несколько странный вывод из событий утра. Глядя на полученный от короля приказ, в точности повторявший приказ, врученный незадачливому дофину, Гиз улыбался такой странной улыбкой, что граф де Лош со вздохом решил, будто его кузен уже предвкушает встречу с адмиралом де Колиньи, в ходе которой покойный дядя будет отомщен, а душа адмирала будет унесена бесами в глубины ада.