Бог не проходит мимо
Шрифт:
– Ален, а ты помнишь, как в детстве мы такое печенье крошили в молоко, оно там разбухало, и мы ели это ложками. Как это называлось, забыла?
– Тюря это называлось, ты еще гоголь-моголь вспомни, - раздраженно заметила Алена, доламывая печенье.
– Судьба надо мной издевается. Тогда я попала на его венчание, теперь я встретилась с ним и его женой, да еще на сносях. В кои веки приехала в Лавру - и там его встретила. Представляешь, он сделал вид, что не узнал меня. Мерзавец. А я его сразу узнала, я его в любом виде узнаю. Он так изменился. Из тощего семинариста превратился в такого солидного холеного попа. Мне хотелось вцепиться в его аккуратную
– Лен, ну хватит, зачем ты себя терзаешь столько времени. По всему миру ездишь, у тебя работа интересная, а так была бы на ее месте... Ты же сама говоришь, что не хочешь быть на ее месте.
– Не хочу, но дело не в этом, а в предательстве, я предателей не прощаю! У тебя выпить есть?
– Есть, если останешься у меня ночевать, ты же теперь за рулем. Ален, а скажи откровенно: ты не считаешь, что предательство было и с твоей стороны?
Настя знала, что Алена обидится, знала, но не могла не сказать того, что сказала.
– Спасибо, подруга, я, пожалуй, поеду, хорошо тут у тебя, но мне пора. Накормила, напоила, утешила. Счастливо оставаться, малышку поцелуй за меня. С моей стороны предательства не было, если так хочешь знать, - произнесла Алена, резко вставая.
Настя хотела остановить подругу, попытаться поговорить откровенно, но в коляске проснулась Верочка и настойчиво потребовала к себе внимания. Не успела Настя опомниться, как Алена уехала.
Ну кто тянул ее за язык?! Вот так всегда.
«Свободная женщина на личном авто», - подумала Настя, глядя вслед уезжающей подруге, и покатила в дом коляску.
Октябрь 2004 года. Наконец Настя решила встать. Заснуть так больше и не удалось, слишком велико было потрясение от новой беременности. Муж давно ушел. Дети закопошились в своей комнате. Слышно было, как Верочка со свойственной ей эмоциональностью объясняла младшей, Симочке, как ее новая кукла может ходить на горшок. У Верочки недавно были именины - Вера, Надежда, Любовь, и папа подарил ей новомодную и дорогущую куклу под названием Беби бон, которую она очень давно просила. У Насти и в мыслях не было приобрести ребенку столь дорогую игрушку. Денег постоянно не хватало на самое необходимое - на обувь детям и даже на еду. Настя привыкла жить в режиме жесткой экономии. А муж взял и купил, сделал дочкам сюрприз. Настя тихо возмущалась, прикидывала, сколько можно было купить на эту сумму, но промолчала. Что может сравниться с детской радостью – дети были еще не в том возрасте, чтобы радоваться новым сапогам, да и мужа обидеть она боялась.
Дети не могли выговорить столь сложное имя новой куклы и поэтому называли ее просто Бибон, что всегда вызывало умилительные улыбки взрослых.
С куклы Настя переключилась на мысли о будущем ребенке.
«Еще один ребенок, и это не предел. Сергей и думать запрещает о предохранении. Как хорошо, что у нас большая квартира, - думала Настя.
– Вон у нас отец Григорий и его матушка в каких условиях живут, а ничего, деток рожают и не ропщут».
Но в душе Настя сочувствовала многодетной семье отца Григория, и повторить судьбу его матушки ей вовсе не хотелось. Она понимала, что здесь она лжет самой себе, лжет, когда говорит и думает о таких людях с восторгом, нет, такая жизнь восторга в ее душе давно
Свекровь, к общему семейному счастью, покинула их два года назад, окончательно перебравшись на дачу.
«Теперь буду целый день думать только об этом, а вечером надо будет сказать мужу, и он, конечно, обрадуется. Он всегда радуется. Ему ни сидеть с детьми, ни ползать с токсикозом по магазинам, ни стоять у плиты, когда тошнит от одного упоминания о еде. И если для взрослых
можно и не готовить, то для детей все равно придется. Надо идти варить кашу. Нет, надо радоваться, несмотря на трудности».
Дети услышали, что мама встала, и наперегонки, с криками, таща за собой любимую куклу, ворвались в комнату и повисли на Насте.
– Доблое утло, мамочка! Мама, наша кукла пописала в голшок. А Сима уписала кловать, -спешила рассказать утренние новости Верочка. Она упорно не выговаривала букву «р», надо было заниматься с логопедом, но на занятия денег не было. Настя переживала и не знала, что делать: скоро в школу, а ребенок простую букву не выговаривает.
Холодильник был пуст, уныло пуст. Значит, прогулку придется совмещать с походом на рынок.
Настя открыла молитвослов и принялась за варку каши детям, последнее время она часто совмещала утреннее правило с варкой каши и другими кухонными делами. Не успевала. Корила себя за то, что не может организовать свой день так, чтобы оставалось время на молитву.
Дети уселись за свой столик, нетерпеливо ожидая завтрак. По утрам у них всегда хороший аппетит. Было время, когда дети по утрам вскакивали ни свет ни заря и требовали есть, совершенно не давая Насте выспаться. Теперь они стали постарше и спят почти до девяти часов. Это для Насти такое счастье, она всегда очень тяжело переносила ранние подъемы. Встать в семь часов, особенно зимой, для нее было сущей пыткой, именно поэтому она очень не любила ранние службы и старалась их по мере возможности избегать, - в отличие от Алены, которая их, напротив, охотно посещала.
В этом они не сходились: Алена была жаворонком, а Настя - совой. В институте Настя до поздней ночи писала, шила и рисовала курсовики, а Алена, сладко посапывая, смотрела десятые сны. Когда же Настя, измученная курсовыми - а она, как правило, писала их и за Алену, -засыпала, полседьмого вскакивала бодрая и свежая Алена, начинала шуметь и демонстративно громко читать утреннее правило, периодически останавливаясь и крича: «Настя, вставай, подъем, Царство Божие проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает, святые отцы не одобряют многоспание. Хватит дрыхнуть. Проснись наконец!»
Настя переворачивалась на другой бок и умоляюще просила: «Ну еще пятнадцать минуточек». Потом она вышла замуж, родились дети, которые занимаются тем же, чем и лучшая подруга. А до рождения Веры Настя работала в мастерской по пошиву облачений, тоже приходилось рано вставать. Так всю жизнь.
– Девочки, помолитесь, - машинально произнесла Настя. Ее вновь стало клонить в сон, глаза слипались, навязчивая зевота раздирала рот.
Вера встала и, как большая, картаво запела «Отче наш».