Бог Войны
Шрифт:
В последний день, словно в насмешку, выглянуло солнце, ветер сменился на юго-западный, и влажные поля вокруг Беббанбурга накрыл пар от усиливающейся жары. Мы скакали по песчаной косе, ведущей к воротам Черепа, справа ревело море, бросая на песок бесконечные пенящиеся волны, их звук стал долгожданным знаком близкого дома.
Врагов не было видно, точнее, нас не ждали люди Этельстана. Мы выиграли гонку. Если это была гонка. Я задавался вопросом, не поддался ли панике, не видел ли врагов там, где их нет. Может, Этельстан говорил правду, когда обещал, что я останусь лордом Беббанбурга, даже если буду жить в далеком
Я беспокоился, что сделал неверный шаг, но тут из внутренних ворот выбежала Бенедетта, а за ней мой сын, и, паника паникой, но я ощутил себя в безопасности. Всего-то два самых могущественных короля в Британии желают заполучить мою крепость и науськивают на меня Гутфрита, но в могучих стенах Беббанбурга я нашел утешение. Я спрыгнул с уставшего жеребца, похлопал его по шее, а затем с безмерным облегчением обнял Бенедетту. Громадные ворота Черепа захлопнулись за мной, и с грохотом задвинулся засов. Я был дома.
— Этельстан тебе на самом деле не друг? — спросила Бенедетта в тот вечер.
— Единственные наши друзья — это Эгиль и Торольф, — ответил я, — и я понятия не имею, где они.
Мы сидели на скамье у стен Большого зала Беббанбурга. Над успокоившимся морем показались первые звезды. Они освещали часовых на бастионах, а из кузницы и маслобойни проливался свет от очагов. С нами сидела Алайна с прялкой на коленях. Хорошенькая девчушка, которую мы спасли в Лундене, после того как ее родители исчезли в неразберихе, начавшейся после смерти короля Эдуарда. Мы знали, что ее мать была рабыней из Италии, как Бенедетта, а отец был мерсийским воином. Я обещал девочке приложить все усилия, чтобы найти ее отца или мать, но, по правде говоря, не очень старался исполнить обещание. Сейчас Алайна сказала что-то по-итальянски, и, хотя я знал всего десяток слов, сразу стало понятно, что она выругалась.
— Что такое? — спросил я.
— Она ненавидит прялку, — сказала Бенедетта, — как и я.
— Женская работа, — беспомощно сказал я.
— Она почти стала женщиной, — сказала Бенедетта, — через год-два пора подумать о муже.
— Ха! — фыркнула Алайна.
— Не хочешь замуж? — спросил я.
— Я хочу драться.
— Тогда выходи замуж. Должно сработать.
— Ух ты, — сказала Бенедетта и толкнула меня. — Ты что, дрался с Гизелой? С Эдит?
— Не часто. И всегда жалел об этом.
— Мы найдем Алайне хорошего мужа.
— Но я хочу драться! — с горячностью повторила Алайна.
Я покачал головой.
— Ты злобный маленький чертенок, да?
— Я Алайна Злобная, — гордо сказала она и ухмыльнулась. Я правда надеялся найти ее родителей, хотя уже успел полюбить девочку и почти считал ее дочерью. Она напоминала мне покойную дочь. Такие же волосы цвета воронова крыла, как у Стиорры, тот же отчаянный характер и лукавая улыбка.
— Представить не могу, с чего бы хоть один мужчина захотел жениться на тебе, такой ужасной малышке.
— Алайна Ужасная, — радостно сказала она. — Вчера я разоружила Хаука!
— Хаука?
— Сына Видарра Лейфсона, — объяснила Бенедетта.
— Сколько ему, четырнадцать? — спросил я. — Или пятнадцать?
—
— Почему ты с ним подралась?
— Просто тренировалась! С деревянными мечами. Все мальчишки так делают, почему мне нельзя?
— Потому что ты девочка, — с притворной строгостью сказал я. — Ты должна учиться прясть, делать сыр, готовить, вышивать.
— Пусть Хаук учится вышивать, — резко ответила Алайна, — а я буду драться.
— Я тоже ненавижу вышивать, — заметила Бенедетта.
— Тогда ты должна драться со мной, — твердо заявила Алайна. — Есть какое-то название у девочки-волка? — спросила она меня. — Что-то вроде лисицы или кобылы?
Я пожал плечами.
— Волчица, наверное.
— Значит, мы будем Волчицами Беббанбурга, а мальчишки пусть прядут шерсть.
— Ты не сможешь драться, если устала, — сказал я, — и поэтому самой маленькой волчице Беббанбурга пора идти спать.
— Я не устала!
— Vai a letto! — резко сказала Бенедетта, и Алайна послушно ушла. — Она славная, — задумчиво протянула Бенедетта, когда девочка исчезла в доме.
— Да, — согласился я, думая о своей покойной дочери и покойной Этельфлед, и Гизеле, и Эдит. Столько мертвецов. Призраки Беббанбурга, плывущие в пронизанной дымом ночи и наполнявшие меня раскаянием. Одной рукой я обнял Бенедетту и смотрел на серебрящиеся в лунном свете волны, накатывающие на берег.
— Думаешь, они где-то рядом?
Ей не требовалось пояснять, кто такие «они».
— Да.
Она задумчиво нахмурилась.
— Ты плюнул? — внезапно спросила она.
— Плюнул?
Она тронула мой лоб там, где провела маслом в церкви, перед моим отъездом в Бургэм.
— Ты плюнул?
— Да.
— Хорошо! И я была права, опасность идет с юга.
— Ты всегда права, — беззаботно отозвался я.
— Но мы справимся? Если они придут?
— Если хорошо постараемся, то да.
Я ожидал осады. Если мой сын-епископ говорил правду, значит, Элдред был уже близко к ферме Эгиля и, без сомнения, придет на юг, к Беббанбургу, хотя я сомневался, что у него хватит людей, чтобы отрезать крепость с суши, не говоря уже о кораблях, чтобы перекрыть гавань. Я рассчитывал, что отгоню его, а потом подготовлю крепость, созову своих вассалов и велю им собрать людей, оружие, кольчуги и провизию.
До сбора урожая оставалось несколько недель, но сыр, соленое мясо и рыба не дадут нам умереть с голоду. Нужно закоптить селедку и засолить мясо. Запасти корм для лошадей, сделать щиты и наковать оружия. Весной я закупил много ясеневых заготовок из Фризии, их нужно обрезать по размеру, а кузня выкует новые наконечники для копий. Я уже послал разведчиков на север и на запад, высматривать приближающихся всадников и предупредить окрестные поселения, чтобы были готовы бежать в Беббанбург.
Я ожидал людей Элдреда утром, но, когда забрался на самую высокую точку крепости рядом с Большим залом, не увидел на небе с севера или запада свечения, выдающего полевые костры. Я вспомнил приезд Домналла и его слова, что у меня нет союзников, и понял, что это правда. У меня были друзья по всей Британии, но дружба — штука хрупкая, когда честолюбие королей раздувает костер войны, и если страхи Этельстана оправданны, разразится война, ужасней которой не видела британская история.