Бог Войны
Шрифт:
— Видел.
— И ты правда лорд? Не просто гонец?
— Я лорд.
— Лживая ты жаба, а не лорд, — улыбнулся мой сын. — Бесчестная, лживая жаба. Даже хуже, ты — жабье дерьмо, лживое жабье дерьмо. Отец не ставил свою печать на этом письме.
— Ты назвал меня лжецом!
— Именно так.
Доведенный до бешенства Элдред положил ладонь на рукоять меча и шагнул вперед, но его остановил лязг мечей, вынимаемых из ножен.
— Вызываю тебя на бой! — рявкнул он моему сыну.
— Вызываю тебя на бой! — передразнила его Алайна, и Элдред внезапно понял, что девчушка до
Я вышел из-за шторы.
Один из спутников Элдреда выругался, но помимо этого, пока я пересекал помост и спускался вниз, в зале были слышны лишь вздохи ветра и топот моих шагов. Я подошел к Элдреду.
— Значит, ты не только лжец, но и бьешь маленьких девочек.
— Я... — начал он.
Но не закончил, потому что я его ударил. Я тоже разозлился, но это была холодная ярость, и мой удар, нанесенный ладонью наотмашь, был точным, внезапным и жестоким. Может, я и старик, но каждый день практикуюсь с мечом, а это придает сил. Элдред пошатнулся и почти удержался на ногах, но я толкнул его, и он упал. Никто из его людей не двинулся с места, и это неудивительно, потому что зал наполнили сорок моих воинов в блестящих шлемах и кольчугах, и выставили копья.
Я наклонился и подал Алайне руку. Смелая девчонка не плакала.
— Все зубы на месте? — спросил я.
Она поводила во рту языком и кивнула.
— Вроде да.
— Только скажи, если какой-нибудь выпал, я вырву зуб у этой жабы, тебе на замену. — Я стоял над Элдредом. — Ты не лорд Беббанбурга, — сказал я ему. — Лорд Беббанбурга — это я. И прежде чем мы обсудим письмо короля, снимайте мечи. Быстро!
Один за другим они отдали мечи моему сыну. Только Элдред не шевельнулся, поэтому сын просто выдернул его клинок из ножен. Я велел своим людям притащить столы и скамьи и усадил Элдреда и его спутников. Я потребовал воск и свечу, поставил свою печать на обрывке, который оторвал от письма Этельстана, и показал его священнику вместе с печатью на письме.
— Они одинаковые?
Священник с несчастным видом уставился на них и наконец покачал головой.
— Не похоже, господин, — пробормотал он.
— Церковь знает толк в подделках, — безжалостно произнес я. — Обычно, чтобы захватить землю, церковники предъявляют документ, подписанный каким-нибудь королем, умершим двести лет назад, добавляют копию печати этого бедняги и заявляют, что он даровал им столько-то хайдов ценных пастбищ. Именно это произошло в Бургэме? Печать подделали?
— Откуда мне знать, господин? — продолжил бормотать священник.
— Зато бесчестная жаба должна знать, — сказал я, глядя на Элдреда. Сказать ему было нечего, и он избегал встречаться со мной взглядом. — Уж конечно, храбрый воин, бьющий девочек, знает. — Я подстрекал его, но он все равно молчал. — Можешь передать королю, что я оставлю Беббанбург себе, а еще, что я не заключал никаких союзов со скоттами и никогда не заключу.
Священник глянул на Элдреда, но было очевидно, что тот ничего не скажет.
— Что, если будет война, господин? — нервно спросил священник.
—
Священник снова посмотрел наверх. По правде говоря, флаги были такие рваные и выцветшие от дыма, что он едва ли мог что-то разглядеть, но все же узнал треугольные знамена норвежцев среди флагов олдерменов-саксов, и с легкостью мог сосчитать, как их много. Вороны, орлы, олени, топоры, кабаны, волки, кресты — символы моих врагов, чьей наградой за злобу стал лишь земли клочок саксов для могилы. — Проезжая через ворота, ты видел черепа. Знаешь, чьи они?
— Твоих врагов, господин, — прошептал он.
— Моих врагов, — согласился я, — и я с радостью добавлю туда еще несколько черепов. — Я встал и умолк. Ждал, растягивая паузу до тех пор, пока, наконец, Элдред не выдержал и не посмотрел на меня. — У Беббанбурга есть только один лорд, — сказал я ему, — а ты можешь проваливать. Мечи вам вернут перед выходом из крепости.
Они вышли в полной тишине, подавленные и напуганные, и проходя через ворота, над которыми их ждали вороны, пробираясь мимо луж крови и забитого скота, наверняка заметили, что караульные одеты в сияющие кольчуги и держат начищенные до блеска копья. Не проронив ни слова, они в полной тишине сели на лошадей, молча взяли мечи и проскакали через ворота Черепа, которые с грохотом закрылись за спинами всадников.
— Беда, — радостно заявил Финан. Он подошел к ведущим на стену ступеням. — Помнишь вопрос Домналла?
— Какой из них?
— Сколько у тебя союзников?
Я поднялся по ступенькам вместе с ним, и мы провожали взглядом Элдреда и его воинов.
— У нас есть Эгиль, — мрачно ответил я, — если он еще жив.
— Ну, конечно, он жив, — продолжал веселиться Финан. — Чтобы убить Эгиля, нужен кто-то посерьезней куска дерьма вроде Элдреда! Так что, выходит, мы с Эгилем против всей Британии?
— Точно, — согласился я. Финан был прав. Мы остались без союзников, и весь остров — наши враги. Я унизил Элдреда и создал себе опасного врага, ведь у него есть доступ к королю, и Этельстан может воспринять моё неповиновение как вызов и оскорбление. Монарх всей Британии может счесть меня врагом.
— Думаешь, нужно было пресмыкаться?
Финан задумался.
— Если бы ты пресмыкался, господин, они могли решить, что ты слаб.
Он редко называл меня господином, и только если хотел, чтобы я его последовал его совету.
— Так мы пойдем против них?
— Вилтунскир тебя не соблазняет?
— Не нравится мне там, — сказал я. — Это место годится только для мягких и жирных, там слишком легко жить. А ты хотел бы там поселиться?
— Нет, — признал он. — Мне нравится Нортумбрия. Почти так же прекрасна, как Ирландия.
Я улыбнулся.
— Так что же мне делать?
— Естественно, то же, что и всегда. А что мы всегда делаем? Мы сражаемся.
Мы смотрели вдаль, пока Элдред и его всадники не скрылись из вида.