Бог Ярости
Шрифт:
— Не заставляй меня повторять, — выдавливаю я.
— Почему? Что произойдет, если ты повторишь? Мне немного любопытно, и под «немного» я имею в виду, что должен знать. Сейчас.
— Ты… — я прерываю себя на полуслове, потому что его маска царапает мою.
Его дыхание касается пластика и моих губ.
— Хм? Что? Кто я? — спрашивает он с нотками безумия, как ребенок-призрак в замке с привидениями, который повторяет за мной искаженным голосом.
Я отталкиваю его, и он отшатывается назад, выпуская мои волосы, но тут же
Вживую он гораздо более грозный и пугающий. Но мне даже не страшно.
— Остановись! — я поднимаю обе руки, и ублюдок упирается в них, его мышцы напрягаются под моими пальцами.
— Ты так и не сказал мне, кто я. Продолжай. Не оставляй меня в неведении, — он ухмыляется, его движения выглядят дикими под окровавленной маской. — Это что-то хорошее? Или плохое? Одно из двух? Или ни то, ни другое? А может и то, и другое?
— Просто остановись, — мне нужно собраться с силами, пока он напирает на меня, как чертов бык.
Звук его шагов эхом разносится в воздухе, когда он, наконец, прекращает попытки прижаться своей грудью к моей.
Я все еще держу руки поднятыми, не веря, что он прекратит вое безумное поведение. Невозможно не заметить, как он напряжен, словно стена.
Его грудные мышцы подергиваются под моими пальцами, и я опускаю руки по обе стороны от себя, прогоняя дымку и странный привкус адреналина.
Когда я говорю, мой голос спокоен. Собран. Под контролем.
— Лэндон. Где он?
— Чертовски скучные опрятные детки, — бормочет он себе под нос, затем разворачивается на пятках и идет в противоположном направлении.
Я стою на месте несколько секунд, мое дыхание сгущается внутри маски. Затем я следую за ним, мои ноги кажутся невесомыми и совершенно чужими, как будто они больше не являются продолжением моего тела.
— Ты отведешь меня к нему? — спрашиваю я, идя в ногу с Николаем.
Он поворачивает голову в мою сторону, и мне приходится подавить отвращение при виде крови. К этому виду я никогда не привыкну, как бы долго я ни старался.
— Если я сделаю это, что ты сделаешь для меня? — спрашивает он с тем блеском, который, я клянусь, отсутствовал не более двух минут назад.
— Не сообщу в полицию о вашей незаконной деятельности. Хотя вам следует подумать о смене хобби на что-нибудь менее жестокое.
— Но что в этом веселого?
— Хоть раз побыть нормальным?
— Это ты так называешь «скукоту»? — он подходит ближе, и я делаю шаг в сторону, едва избегая столкновения его плеча с моим.
— Отвали.
— Ах, черт. Я хочу сломать этот слой контроля, которым ты окутан, и посмотреть, что скрывается внутри такого опрятного мальчика.
Я стискиваю зубы и медленно разжимаю их, чтобы не вызвать ощущения, с которыми я сосуществовал большую часть своей жизни.
— Я не мальчик.
— Как скажешь, красавчик.
— В чем, черт возьми,
— Моя? — он указывает большим пальцем на себя. — Похоже, у тебя самого полно проблем, парень.
Мои ноздри раздуваются, а рука сжимается в кулак.
У тебя есть проблемы.
Много проблем.
И ты же не хочешь никого разочаровать.
Николай переводит взгляд на мою руку, подпрыгивая на пятках, словно в ожидании рождественского подарка.
— И что ты собираешься делать? Ударить меня? Просто к сведению, твои красивые ручки могут запачкаться отвратительной кровью.
Желание ударить его сводит мои мышцы в тугой узел, но я заставляю себя разжать пальцы.
Я не прибегаю к насилию. Никогда.
Этот сумасшедший придурок ничего не изменит.
— Нет? Облом, — так же быстро, как сверкнули, его глаза снова погасли, превратившись в два черных шара.
Черный на черном.
Черный на…
Я ненадолго закрываю глаза, чтобы прогнать затуманенные мысли. Когда я открываю их, то мельком вижу, как Николай заходит в дом, похожий на пристройку.
Я не заметил его раньше во время нашей прогулки, слишком сосредоточившись на этом ублюдке и его непредсказуемом поведении, чтобы следить за тем, куда мы, черт возьми, идем.
Вопреки здравому смыслу, я проскальзываю за ним. Не то чтобы у меня был выбор. Николай знает, где Лэндон, и я должен быть уверен, что мой брат-близнец в безопасности.
Внутри все выглядит намного проще, чем снаружи, — чисто и беспристрастно, — но белые стены местами заляпаны грязью. Интерьер состоит из кожаного дивана и стола у стены, а также двери, ведущей, судя по всему, в кладовку.
Я стою у входа, пока Николай опускается на диван, откидывая руки на спинку и широко расставляя ноги, как один из тех мачо, которые считают, что владеют миром.
Он манит меня к себе указательным пальцем, и я рычу под маской. А я обычно не рычу.
Как и не убегаю, не пихаюсь локтями и не кричу о помощи, а этим вечером я сделал все вышеперечисленное. Благодаря этому ублюдку.
— Сделай это еще раз, и я сломаю тебе палец, — угрожаю я спокойно и с улыбкой. Он, наверное, этого не видит, но черт с ним.
— Тащи свою задницу сюда, если хочешь, чтобы твой брат еще хоть раз вздохнул.
Мои плечи напрягаются, и я делаю осторожные шаги в его сторону, каждый из которых звучит громче, чем нужно.
Только когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, я понимаю, что он теснится на диване, на котором может поместиться не меньше трех человек.
Я продолжаю размышлять о его огромных размерах, когда с моих губ срывается звук. Испуганный, забавный звук, который кажется чужим.
Но я не обращаю на это внимания, меня больше волнует причина этого звука.