Бог жесток
Шрифт:
Она задумалась. Неприятное обрюзгшее лицо Марии изменило выражение озадаченности на испуг. Но мне был неподвластен ход чужих мыслей.
— В-вам нужны д-деньги?.. П-половину?..
Я усмехнулся.
— Вы уже сильно потратились.
— С того, что осталось…
— Этого мало.
— Но вы даже не знаете, сколько их было!
— И все равно боюсь прогадать.
— Я не могу дать больше, — в отчаянии прошептала Мария. — У меня дети…
— А у меня честь, — ответил я. — Паршивая, но честь. И она
Женщина предложила телевизор. Следом за ним — ковер. Еще немного — и, забыв про стыд, отдалась бы сама.
— Именно так вы и покупали всех тех подонков, которые были здесь раньше?
Мария вновь зарыдала.
— Ин-фор-ма-ци-я, — по слогам произнес я. — Это все, что мне нужно. Со своей стороны гарантирую, что ничего не скажу следователю о сокрытых деньгах, если, конечно, они не будут напрямую связаны с преступлениями.
— Нет, нет, — заторопилась она. — Откуда мне знать? Когда я пришла, входная дверь была открыта, а Лена уже… уже холодная… Я выключила газ, открыла окна… Я чуть сама не потеряла сознание… И тут же с улицы вызвала скорую и милицию…
— Вы забыли сказать о деньгах.
— Деньги? Я знала, где они лежат. И рубли, и доллары… У Лены был тайник. Она иногда давала мне их оттуда. Но в чем я виновата? Они бы ей все равно уже не пригодились… Она и при жизни ими почти не пользовалась… Странная… Будто не от мира сего… А мне… Я ведь мать-одиночка. Я нуждалась. Я как-никак была ее подругой, — крепчала отповедь Марии.
Я не перебивал, всматриваясь в ее лицо, круглое и скользкое, как обильно промасленный блин. Что могла ждать от жизни она? Что остается тем, кого создатель обделил привлекательностью и красотой? Смирение? Зависть? Ненависть? Можно ли осуждать их?..
— Она всегда была счастливой, ей всегда везло. — И уже не прорвавшаяся на поверхность зависть, а что-то ядовитое питало голос подруги Лены Стрелковой. — Ее любил Солонков, ее хотели другие парни, к ней тянулись все. Всегда в центре внимания, будто Богом избранная. Преподаватели ее ценили, единственной, кому могли сделать поблажку, стоило ей похлопать своими голубыми глазами и что-то промурлыкать. А мне… все… все самой… всегда… везде… Одна страдала, одна мучилась, одна детей нянчила… И на двух работах… Лена мне сказала как-то, что у меня уже седые волосы и морщины… Тридцати не было… Еще бы! Она хоть одна, без мужа, да помощники были. Один Олег Пастушков чего стоил…
— Он был ее любовником?
— А что от такой еще может быть нужно?
— Имела ли она еще мужчин?
— Конечно. Мужики всегда к ней липли.
— Кто они?
— Откуда мне знать? Но это и так понятно, — отвечала Мария с плохо скрытой злостью.
— Что еще вы можете сказать про тот день, когда умерла Лена?
— А что еще я могу сказать? — изумилась она с новым раздражением.
— Не было ли чего подозрительного?
Если она и сейчас ерзала, то наверняка от нетерпения поскорее избавиться от моего общества.
— Да нет же, что вы ко мне привязались?!
— Теперь напрягите память. Вспомните кражу Александра Солонкова.
— С чего бы мне ее вспоминать? — огрызалась Мария. — Я узнала, что его посадили, гораздо позже. Когда это случилось, я уже была замужем и не общалась с подругами.
— Удивляетесь вы или нет, но ваше замужество мне тоже интересно. Ведь вашим первым мужем был… Побер?
Марию всю скривило, словно ей насильно всыпали в рот стрихнин.
— И что с того?! Он тоже в этом замешан?! Вот только мне нет до этого никакого дела. Он мне давно не муж.
— Меня интересует…
Но оказывается, сам того не желая, я наступил на больную мозоль.
— Если хотите знать, он всегда засматривался на нее. Даже когда ухаживал за мной. Грязный, низкий кобель!
— Он кобель, она самка, — пробурчал я. — Какую же роль вы отводите себе?
— Не смейте меня оскорблять! Я порядочная женщина! — воскликнула Мария с праведным гневом.
— Как звали вашего первого мужа? — перебил я.
И она сказала мне это. Короткое сочетание имени и фамилии, швырнувшее меня в прострацию. Но Мария была слишком ненаблюдательна, чтобы заметить мое состояние. А по большому счету, оно ее вовсе не интересовало. Выталкивая меня за дверь, она продолжала о своем. Надежда, сквозящая поначалу в ее интонации, сменилась уверенностью.
— Вы ведь сдержите свое обещание? Да, да, я вам верю. Вы же благородный человек. Благородный, благородный, я знаю.
Дождавшись моего молчаливого кивка, женщина облегченно вздохнула и полными любви глазами обвела свою маленькую комнатку. Взгляд ее не остановился на старом шкафу, скрипящем, вытертом диване, замызганном зеркале. Было другое, ради чего стоило теперь жить: ковер, телевизор, мягкая мебель, натуральная шуба и предел мечтаний — своя, пусть и однокомнатная, но уютная квартирка с телефоном, балконом и окнами во двор.
Да, еще дети…
Глава 11. КОРЕША
Из «офиса» я сделал несколько звонков. Сначала в детский дом. Жанна Гриневская сообщила, что о Саше Стрелкове у нее до сих пор нет никаких известий, и я в свою очередь тоже не смог ее особенно обнадежить.
— В любом случае будем поддерживать связь, — сказал я.
— Будем, — вздохнула она.
В ее голосе пробивались нотки отчаяния. Честно говоря, я не ожидал, что эта красивая деловая женщина способна так глубоко переживать. Тем более речь шла о чужом ребенке, и знала его Гриневская всего лишь два месяца.