Богат и немного женат
Шрифт:
– Ключ оставь, – постарался остаться равнодушным Дуся.
– Ты мне его никогда и не давал! – горько усмехнулась Раечка и вышла, громко хлопнув дверью.
– Господи! Как хорошо-то! Совсем один! – сладко потянулся Дуся и приступил к голубцам.
Утром, когда раздался телефонный звонок, Дуся безмятежно спал. Вообще, трубку должна была снять Раечка, но она отчего-то вредничала и к телефону не подходила.
– Раиса! – спросонья рявкнул Дуся. – Оглохла ты, что ли? Не слышишь – тебя к телефону!
Раиса принципиально не отвечала. Пришлось самому просыпаться и тащиться к аппарату.
– Ну и что ты сделала? А если мне из каких-нибудь важных органов звонили, а тут ты со своей задницей?! – накинулся на собачку Дуся. – Ты что – не могла раньше вот так поработать... хвостом?!
Телефон снова зазвенел, и Евдоким ловко схватил трубку.
– Да! Я вас слушаю!
– И он еще бросает трубку, негодник! – вместо приветствия накинулась на него родная матушка. – Быстро отвечай, что за вертеп ты устроил в нашей квартире?!
– Маманя, да я...
– Не лги мне, негодяй! Мне звонила Ольга Петровна – соседка, так она мне всех твоих бесстыжих девиц описала! Ходят целыми стадами!
– Маманя, да нет у меня никаких стадов! У меня только одна... паршивая овца!
– Дожили! Только мать за порог... Он уже овчарню развел! Все! Я сегодня же покупаю обратный билет, и через два дня мы с Машенькой будем дома! – трещала Олимпиада Петровна, не давая Дусе вставить слова. – Даже не так! Это ты сегодня покупаешь нам билет, понятно?!
– Маманя! Но вам еще десять дней отдыхать!
– Как я могу здесь отдыхать, когда у меня дома творится похабство?! Нет, я должна это видеть!
– Подумай о Машеньке! – просил Дуся, но маменька ни о ком думать не собиралась. – Ну хорошо, тебе все равно, о Машеньке ты не думаешь, подумай хотя бы о Леониде Семеновиче, мама! У него вряд ли появится возможность еще раз в этом году вырваться с тобой на отдых!
Трубка замолчала. Маменька думала о Леониде Семеновиче.
– Ну, смотри мне... – для очистки совести проговорила стареющая кокетка. – Я тебя послушаю – еще немного здесь поотдыхаю, но если мне еще раз кто-нибудь позвонит!..
– Маманя, а ты им не верь, – вдруг предложил сын. – Они ж специально хотят, чтобы ты все бросила – жаркое солнце, любимого мужчину – и вернулась сюда, в дождь и слякоть! Они ж тебе завидуют!
– Ты думаешь? – насторожилась матушка.
– Мама! Ну а как же!
– И у вас там в самом деле дождь и слякоть?
– Еще и сплошные штормовые предупреждения и град, – на голубом глазу врал Дуся, вглядываясь в чистое голубое небо и щурясь от солнышка. – Мама, здесь такой холод!
– Ну что ж, пожалуй, я задержусь здесь еще немного, – притворно вздохнула Олимпиада Петровна.
Дуся с облегчением выдохнул.
После разговора с матерью он быстро обежал всю квартиру – Раечки нигде не было.
– Ой, надо же! А мы еще и обиделись! – скривился Дуся и плюхнулся в кресло.
Это даже хорошо, что он станет один доводить следствие до конца – никто под ногами не путается, с мысли не сбивает. А помыслить было о чем.
Теперь Дуся вдруг окончательно сообразил: Урванцев к убийству Иннокентия Глохова не причастен. Да и в самом деле – чего тут думать?! Иннокентия Дуся встретил возле роддома в одних трусах, то есть раздетым, и он сам сказал,
Через час Дуся незаметненько уже крутился возле кустов, которые росли около мусорных бачков роддома, то есть там, где его окликнул Иннокентий.
– Бог в помощь, – наплевав на все «незаметненько» тут же появился возле Дуси Беликов – гроза и начальство всего заведения.
– Ой! Матвей Макарыч! – подпрыгнул от неожиданности Дуся. – А я как раз... вот... к вам...
– Ну и? – заложил руки за спину Беликов. – Что ж ты, мил человек, трубку никак не берешь, директора себе завел финансового! Жалуются на тебя наши сотрудники. Павел вот давеча говорил, что ты ему денег не занял, даже в нашу кассу взаимопомощи собирался обращаться. Меня с креслами надул...
– Да что вы такое говорите! – округлил глаза Дуся. – А зачем я, по-вашему, сейчас пришел?
– А затем, чтобы на работу выйти, а то ведь я уже подумываю тебе прогулы проставить, – качался с пятки на носок Беликов.
– Ну зачем же прогулы? – засуетился Дуся. – Хотите оставить меня на старости лет без пенсии, да? Хотите лишить меня коллектива, да? А я ведь вам что-то принес...
– И что же? Неужели кресло? – вздернул брови Матвей Макарович.
– Ой, ну как же я сам это кресло допру? – засуетился Дуся. – Я вам... я вам денежку притащил. Вот... возьмите, и ни в чем себе не отказывайте. И мне, кстати, тоже. У меня сейчас как раз какие-то головные боли, тошнота...
– Токсикоз... судя по величине живота – двадцать четыре недели... – заученно забубнил главный, но потом опомнился. – М-да уж... будем надеяться, что этот диагноз тебя не коснется. Итак, что же с креслом?
– Вот деньги-то – берите!
Беликов как-то воровато оглянулся, ухватил купюры и быстро засунул их себе в карман брюк, под халат. После этого действия голос его волшебным образом изменился, суровые морщины на лбу разгладились, а взгляд стал теплым, как у родного дедушки.
– А ты чего ж на кухню к девчатам не зайдешь? У нас там сегодня изумительная манная каша, просто изумительная!
– Да не... – поморщился Дуся. – Я как-то манку не очень. Я на обед зайду, вы там гороховый суп не варите?
– Завтра же закажу именно гороховый. А сегодня – уха из консервов. Ну тоже – вкус просто волшебный! Напоминает мне отчего-то вкус жареных каштанов!
И главный завел глаза к небу и медленно пошел к зданию роддома, крепко сжимая через халат подаренные деньги.
– Это что такое надо сотворить с консервами, чтобы они отдавали желудями? – пробурчал Дуся, потом подумал и поправился: – Или каштанами... а какая разница?