Богатырь и Звезда Сварога: Быль 2
Шрифт:
Патша замахнулся и опустил когтистую лапу на голову Яромира, но тут же громко взвыл.
Засапожный клинок, незаметно приготовленный Яромиром, насквозь прошил ладонь волколака.
Не теряя драгоценных мгновений, Яромир, чудом висевшим на месте поясным ножом, перерезал сухожилия на ноге Патши, безуспешно пытающегося вытащить маленький ножичек из кровоточащей лапы огромными когтями.
Патша взвыл.
Яромир навалился всем телом и повалил его на землю, перекатился, оглушил ударом здоровой ноги в челюсть и, хлёстким
Патша заскулил и попытался оттолкнуться от Яромира, но тот уже был готов к этому.
Оказавшись за спиной скулящего волка, Яромир вспомнил про сердце и вонзил клинок прямиком в правую часть волчьей груди.
Патша пыхтел, старался завыть, позвать брата на помощь, но Яромир сразу же захватил его шею, лишив всех надежд на спасение.
Сейчас они стояли точно так же, как в ночь свадьбы Ерёмы в Трёх дубах, только, волей судьбы, поменялись ролями.
— Помнишь ту ночь? — с трудом заговорил Яромир, изо всех сил сдавливающий шею хрипящего Патши. — Чую, что помнишь! Так и я ничего не забыл…: «я — твой самый страшный кошмар! И ты сдохнешь, как трусливая собака!» Вот она — долгожданная месть!
Яромир продолжал все сильнее и сильнее сжимать руки.
Патша бился в конвульсиях, безуспешно пытаясь освободиться.
Но даже сейчас в его глазах Яромир не увидел страха — они оказались полны злости, обиды, боли и тоски…
— Ты убил её. — сквозь зубы прошипел Яромир. — Хорошую, добрую девочку. За это ты и умрешь!
Яромир еще сильнее сдавил волосатую шею Патши.
Он уже не помнил себя от захлестнувшей ярости, лишь только чувствовал, что с каждым мигом она придает ему невиданную силу.
Глаза Патши налились кровью, а попытки освободиться становились слабее с каждой натугой.
— Я ничего не забыл! — прохрипел Яромир. — Сейчас ты сдохнешь! Я оторву твою тупую башку! Без имени, без рода, без семьи! В грязной пыли! Как помойная собака!
Последнее напряжение и голова Патши, с громким треском костей и рвущихся тканей, отделилась от тела.
Фонтан черной, как смоль, крови с ног до головы залил Яромира и землю вокруг.
Яромир презрительно отбросил оторванную голову в сторону, упал на колени и закалялся, стараясь перевести дыхание.
«Нужной уходить… на второго меня уже не хватит…»
Яромир из несколько раз упал, но все же сумел поднялся на ноги.
Выдернув нож из продолжающего истекать черной кровью тела Патши, Яромир, еле волоча сломанную ногу, стиснул зубы и побрел в сторону пригона, откуда доносилось громкое лошадиное ржание.
Яромир, кое-как забравшись на коня, смог обрезать привязанные к пряслу вожжи и крепко поставить ноги в стремена.
Напуганный смрадом звериной крови скакун рванул с места и понёс обмякшего богатыря в противоположном направлении от продолжающей полыхать деревни Крайней.
Последнее, что Яромир слышал до того, как
Глава 17: «Предпочитаю знать, с кем имею дело.»
Лошадь гнала что есть мочи, оставляя Крайнюю все дальше и дальше позади.
Режущая боль в рваных ранах от холодного ветра и частое дыхание обезумевшего от ужаса и запаха крови скакуна не позволяли Яромиру окончательно погрузиться в сон.
Хотя, он то и дело стремился провалиться в пустоту небытия.
Из-за заплывших и слипшихся глаз что-то рассмотреть оказалось совсем невозможным, да и сил это исправить уже совсем не было, поэтому Яромир полностью положился на несущего его животного.
«Будь что будет… Неужели это конец…?»
Неожиданная яма на дороге и лошадь споткнулась, сбросив Яромира со спины. Он кубарем покатился по мокрой холодной траве.
От резкой, нестерпимой боли ломающихся костей Яромир потерял сознание.
Но он не умер…
Яромира вернуло в чувства жгучая режущая боль.
Казалось, что его хотят разорвать на части.
Руки и ноги с громким хрустом вытянулись, затрещал позвоночник и зазвенело в ушах.
Хотелось вопить от боли, но получилось только едва слышно выдавить слабое мычание…, и всё так же внезапно прекратилось, как и началось.
Невыносимые муки сменились обжигающе приятным теплом, охватившим всё тело.
Яромиру больше не было страшно.
Он почувствовал необыкновенный покой и ощущение полёта, после чего его тут же окутали объятия сна.
***
— Балда, крепче держи! — Ерёма больно стукнул брата в плечо. — Сам будешь потом землей на зубах скрипеть!
— Не бухти! — фыркнул в ответ Ермола, едва удержав выскользнувшую из рук медовую рамку и осторожно срезая соты в корзину. — За двором смотри, а я за себя и сам знаю!
— Вот и шевели руками шустрее! Пасечник хоть и укушался медовухой, но ежели собаки учуют, точно от Рознеговой плётки не отвертимся.
— Ох, ну ты и трухло, братка… — покачал головой Ермола, вскрывая следующую летку. — Был бы у нас батька, дак он со стыда бы сгорел, видя, что от него уродилось!
— Дотрепался! — Ерёма снова ударил брата, на что тот в ответ только рассмеялся.
— Зря мы это так… — Ерёма осторожно высунул голову из погреба, вглядываясь в темноту. — Не хорошо это.
На пасеке всё оставалось так же тихо. Все её обитатели продолжали мирно спать.
— Поделом ему, жадобе! — довольный Ермола слизал мёд с пальцев. — Дак, мы же его просили?
— Ну просили…
— Как человека просили?
— Ну да-да, к чему опять это всё?
— Гнусный скаредник! Зажадобил всего одну единственную рамку видите ли… Причём для детей!