Богатырское поле
Шрифт:
— Правда,— сказал Радко.— Гуляя по росе, угорь смывает с себя все болезни...
— Хитрая рыба,— тихонько засмеялся Карпуша.— Батька,а батька!
— Ну что тебе?
— А угря едят?
— Едят, да только в крайности. И то надобно наперед обойти семь городов, и, если не сыщешь никакой яствы, тогда можно есть.
Угорь — водяной змей, говорили в Новгороде, хитрый и злобный, но за великие грехи свои лишенный возможности жалить людей и зверей. Оттого-то и применяют его в своих кудесах волхвы, когда нужно знать
Э, да каких только чудес не встретишь на свете!.. Задумавшись о чудесах, Радко не заметил, как лошаденка свернула с наезженной колеи на лесную дорогу и, пройдя с полверсты, остановилась у плетня, за которым в сени краснеющих тяжелыми гроздьями рябин виднелась изба.
2
На невысоком крыльце стоял мужик в расстегнутой на волосатой груди рубахе.
— Ай да гость! — сказал он, разглядывая лошадь.
Радко вытаращил начавшие тяжелеть от дремы глаза.Он все еще не мог сообразить, где находится, что это за изба и почему на пороге избы стоит Нерадец. Уж не во сне ли привиделось?..
Нерадец сошел с крыльца и направился к телеге. За ним из избы высунулось еще несколько мужиков. Задвигался и захрапел привязанный к задку телеги медведь.
Увидев медведя, мужики остановились.
— Чо, испугались? — усмехнулся Нерадец.
Из толпы пробился к атаману безбородый Хома. Жирное гладкое лицо его лоснилось и блестело.
— Вот, Хома, мой давний знакомый,— сказал Нерадец, указывая на Радка.— Давеча я нюхал его батогов, нынче он понюхает моих...
Тряся подбородком, Хома надрывно захохотал.
— Не ершись, атаман,— сказал Радко с телеги.— Что да как, еще поглядим.
— А и глядеть нечего,— ответил Нерадец и дал знак своим мужикам:— Вяжите его, ребятушки, да раздувайте огонь. Нынче будем делать жаркое из скомороха.
Трое мужиков тут же повисли у Радка на руках и на шее. Но скоморох стряхнул их с себя, как переспевшие яблоки с ветки,— мужики со стуком попадали на землю.
Хома, сложив руки на толстом животе, почтительно покачал головой:
— Силен. Нам бы такого в ватагу, а?
— Такого нам нельзя,— сказал атаман.— Опасный человек.— И, повернувшись к мужикам, посоветовал:— Вы мальчонку-то берите. Через того мальчонку скоморох сам к нам придет.
— Мальчонку, Нерадец, не тронь,— сразу побледнев, попросил Радко.— Голубиная душа. Он тут ни при чем. И горбуна не тронь...
— Горбун нам без надобности,— отозвался Нерадец и — снова мужикам:— Аль не слышали моего приказу?
— Беги, Карпуша! — крикнул Радко.
Мужики всей толпой рванулись к телеге, но Радко упал передним под ноги. На передних повалились задние. Карпуша скатился наземь; еще миг — и его белая рубашонка, мелькая меж кустов, скрылась в лесу.
Выбравшись из кучи, мужики, сопя и матерно ругаясь, придавили скомороха к земле, но он и на этот раз стряхнул их с себя, встал и двинулся на атамана.
Хома, взвизгнув,
Сладко выдохнув, Радко ударил мокрого от пота атамана по переносице, свалил на траву, перешагнул через его тело и стал деловито выворачивать из плетня кол.
Тут Хома, совсем ослепнув от страха, наугад бросил с крыльца сулицу. Не думал, что попадет, а — попал. Прямо в шею угодил скомороху. Радко зарычал и осел на землю. Тогда мужики, словно свора гончих, кинулись на него со всех сторон. От ударов Радко потерял сознание.
Очнулся он в избе на полу в луже загустевшей крови. Мужики пили брагу и глядели на него с любопытством. Нерадец сидел на лавке; голова его была перевязана мокрым платком, из-под платка на глаза и щеки стекала синева.
Спокойно говорили о страшном. О медведе, которого пустили на мясо, о зарубленном на дворе Маркеле.
— Злой был горбун,— хвастался, тряся подбородком, Хома,— Кусачий. Так я ему зубы-то по одному, по одному...
— Визжал, как резали...
— Живучий...
— Ну а с ентим что будем делать? — спросил Хома атамана.— На растопку аль как?..
Нерадец ответил ие сразу. Сидя за столом, атаман думал о главном. Не из-за Радка подался он к Плещееву озеру — другие были задумки. А о задумках этих знали лишь они двое — Нерадец и Хома.
Издалека лежал их путь в Ростово-Суздальскую землю. И не по своей по собственной воле — по воле боярина Добрыни попали они в Ростов. А дело такое, что выбирать им было не из чего. Тогда, на Мсте, только Мошке с детенышем и довелось бежать. А Нерадца с Хомой вои схватили прямо возле боярского возка.
Однако хитрый Добрыня не спешил рубить им головы. Срубленную голову на место не пришьешь, рассудил боярин. А вдруг сгодятся разбойнички?.. И боярин решил так: «Привезу-ка я их в Ростов, а в Ростове поглядим. Ежели не сгодятся, так в мешок — и в реку...»
Сгодились разбойнички. Не без надобности тащил их с собой Добрыня. Вскоре после приезда состоялся у него долгий разговор с боярами, на который зван был епископ Леон. И понял Добрыня из разговора: бояре замыслов своих прежних не оставили, Михалку и Всеволода на Ростово-Суздальском столе терпеть не станут.
— Михалка скоро преставится,— говорили бояре,— а Всеволод еще щенок.
— Щенок, да кусачий,— сказал Леон.— Поостерегитесь, бояре. Не тешьте себя пустой надеждой.
Долго говорили в тот вечер бояре. Сидели в душной келье, обмахивались убрусами, пили крепкую брагу. И то, о чем прямо не было сказано, висело в спертом воздухе. Никто не решался начать. «Михалка сам преставится, а Всеволода нужно убрать»,— думали бояре.
И Добрыня сказал, нарушив затянувшуюся тишину:
— Есть тут у меня людишки. Привез в Ростов на расправу, но ежели что... Глядите, бояре...