Богдан Хмельницкий
Шрифт:
остался без последствий и навел страх на весь околоток, особенно на подданных князя.
«Прежния беды рушатся на наши головы: паны уже начинают мстить нам и мучить
нас!—роптали хлопы. Одни бежали, другие же собрались в толпу и волновались, не
зпая что делать. В ту толпу явился православный священник и говорил им:
«Вот награда за все, что мы терпели; вот до чего довела нас потеря нашей крови,
пролитой на то, чтоб добыть свободу и скинуть с себя невыносимое
Вот образчик панской милости. Вот вам клейноты польской славы—трупы нашей
братии на кольях; не одолели ляхи нашей крепости силою, так одолевают лестию. Это,
братия, значит, свирепство поля-
г) Памяти, киевск. коми., П, 3, 6.
2) Arinal. Polon. Clim., I, 179.—Latop. Jerlicza, 113.
344
ков! Сам Бог теперь открывает нашей простоте глаза, чтоб мы не поверяли панской
злобе своих душ. Много нас паны обижали, много мы пострадали от панского
тиранства, а теперь по доброй воле вложили свои головы в то же ярмо, чуть только
скинули его с шеи. Лисица зверь—и та не пойдет в другой раз в капкан, и птица не
полетит в другой раз на приманку! А человеку на то и разум дан, чтоб он разбирал и от
беды уходил. Кто, братия мои, только захочет пановать, тот на все дурное пойдет, лишь
бы самому усидеть на панстве. Вот они нашего брата хитро засядут, а после скажут, что
это не вероломство, а благоразумие. Такой почет дают паны своим делам. В панских
дворах обман похваляется, и когда нельзя кого одолеть силою, так паны одолевают
обманом и еще тем величаются. Паны не смотрят на то, что праведно: лишь бы им
корыстно было. Давно ли высохла кровь нашего доблестного Павлюка, как после
Кумеек паны заманили его, уверили клятвою, что ему ничего не будет, а потом казнили
в Варшаве на целом своем сейме? Да что давнее вспоминать: посмотрите на ваших
братьев: они еще на кольях,—может быть, еще дышат и призывают вас беречь себя
самих и соделаться слугами божьими на праведное мщение за их муки!»
Эта речь была произнесена с силою и вдохновением, личность и сан оратора
помогали впечатлению. Толпа заволновалась. Ожесточенные хлопы кричали: «оружия!
оружия! бить их, бить всех и больших и малых! Кара им за их злодейства!» Весть
разнеслась по окрестностям, и в разных местах составились партии, соединялись
между собою и побуждали других поселян составлять такия же партии. Несколько
дворян попались к ним и были замучены. Услышав о волнении, князь Корецкий
отрядил против бунтовщиков три тысячи своей конницы. Этот отряд легко бы,
казалось, мог расправиться, по одиночке,
князю, действовали одна от другой отдельно. Но вышло не так. Хлопы окружили его и
обратили в бегство, и еслиб у хлопов были в то время лошади, то верно бы истребили
всех. Событие это, как следовало ожидать, способствовало к распространению мятежа;
слух о нем скоро дошел в Варшаву и наделал там большего переполоха. Король был
недоволен Корецким, и поручил канцлеру написать к нему письмо с выговором. «В
настоящее время, было писано в этом письме, вовсе негодится возбуждать и раздражать
хлопов. Еслиб даже казненные вполне были достойны этого, и тогда нельзя похвалить
такой строгости; благоразумный человек должен сообразоваться с обстоятельствами и
знать, что не всегда должно наказывать преступление, когда из этого может произойти
соблазн. Ваша милость, требуя от своих хлопов повиновения, сами вашими поступками
возбуждаете и усиливаете в них строптивость и неуважение к себе. Извольте же
исправить сделанную вами ошибку, ибо по вашей вине не должна страдать вся Речь-
Посполнтая» 1). Неизвестно, как поправил свои ошибки Корецкий. Мятеж то
усиливался, то улегался, но не прекращался. Как только бывшие в войске в прошлую
войну хлопы возвращались в свои жилища, владельцы стали их мучить. «Вот это и
вашему Хмельницкому будет, — говорили они, —• дайте
*) Stor. delle guer. civ., 202—204.
345
только нам справиться». Хлопы составляли шайки, владельцы обращались к
Хмельницкому с жалобами *). Хмельницкий казнил непослушных, вешал, сажал на кол
2), и чрез то имя его, которое до того времени произносилось с благоговением
русскими, стало у многих предметом омерзения. Забужане и поднестране, самый
бойкий и отважный народ в Южной Руси, отличались пред всеми приверженностью к
буйству и неповиновению. Они составляли шайки, называемые в том крае ватагами
левенцов. В Червоной Руси их звали опришками: в числе последних, кроме
непокорных панских хлопов, были карнатские горцы; название опришки быдо
старинное, но прежде они образовали небольшие разбойничьи шайки, не имевшие
никакой задачи, кроме грабежа, теперь они стали сплочаться и преследовать одну цель
—освобождение от власти панства и возмездие шляхетству за прежния утеснения.
Начались попрежнему убийства и пожары; начальником мятежных стал Нечай,
храбрый Брацлавский полковник. Говорили, что к Хмельницкомурнагрянула толиа