Богдан Хмельницкий
Шрифт:
уверительную гранату в том, что он действительно назначен коммиссаром,
Хмельницкий поцеловал подпись королевскую и, от умиления, заплакал.
«О, как милостив король!—восклицал Хмельницкий. — 0, еслиб мы могли
возблагодарить ему, благодетелю нашему!»
С удовольствием смотрели коммиссары на чувствительного козацкого вождя.
Началась попойка, пиры, праздники; гетман, казалось, выбивался из сил, чтоб угодить
гостям. Все носило вид искреннего согласия.
неразрывной дружбе и вечном мире. Кисель рассказывал, как король любит и уважает
гетмана, величал милосердие своего монарха. Хмельницкий уверял, что ищет случая
доказать свою преданность его величеству, и готов, если нужно, пролить кровь за Речь-
Посполитую. Но гетман протягивал время и, под разными предлогами, долго
отклонялся от требований Киселя поскорее впустить дворянство 2). «Наступает зима,—
говорил Кисель, — каждый хочет согреться на своем пепелище, каждому дом свой мил
после двухлетней, передряги; поверьте, каждый будет вести себя скромно и стараться
привлечь к себе подданных; только ваша милость прикажите, чтоб те, которые не
войдут в козачество, оставались послушными панам, и не смели, под страхом
войскового наказания, собирать шаекъ» 3). Не прежде, как уже получив от короля
универсал от 16-го января 1650 года *), извещавший об окончательном утверждении
сеймом Зборовских статей, Хмельницкий выдал позволение панам вступить в их
украинские имения.
Помещики и шляхтичи посыпали в Украину 5). Прежде прибытия в имения,
владельцы приходили сами или присылали поверенных своих к гетману, давали ему
подарки, как хозяину, и просили покровительства 6). Хмельницкий уверял их, что все
будет хорошо, что они будут жпть счастливо и спокойно, и выдал универсал, которым
приказывал всем невошедшим в реестр повиноваться своим господам, под опасением
смертной казни 7). Всем более или менее хотелось быть вольными, но не все могли ИМИ
быть, потому что не все могли уместиться в ограниченном числе козацкого звания.
Даже те, которые успели записаться в реестр, подвергались затруднениям: живя в
панских селах, они должны были покидать свои дома и перебираться в козацкия
селения 8).
Вместе с этим выдал универсал ко всем жителям Украины и ко-
Н Рукой. И. П. Библ. Akty Histor. od 1648 do 1680.
2) Annal. Polon. Clim., I, 177—Histor. Jan. Kaz., I, 107—108,—Pam. do pan.
– Zygm. Ш,
W i. IV i Jan. Kaz., II, 120.—Latop. Jerlicza, 111.
3)
Ojcz.,spom., 125.
4)
Памяти, киевск. коми., II, 3, 1.
5)
Annal. Polon. Clim., I, 177,
6)
Histor. Jan. Kaz., I, 119.
7)
Annal. Polon. Clim., I, 178.—Пам.
8)
Ojcz. spom., 125..
343
роль; он извещал, что, в случае бунтов хлопов против владельцев, коронное войско
вместе с запорожским будет давать отпор как бы пограничному неприятелю *).
Как только разошлись эти универсалы, как только узнали невошедшие в реестр, что
они обязаны будут снова работать панщину, вдруг вспыхнуло всеобщее волнение.
«Как! — кричал народ:—где же обещания гетмана? Разве мы не были козаками?»
Хлопы наотрез отказались служить панам. Большая часть панов едва только
вступила в свои имения, как тотчас же доля;на была спасаться бегством, а многие
заплатили жизнью за попытку управлять удалыми головами. Беглецы стекались в Киев
под защиту воеводы, но жители самовольно не впускали их в средину города;
шляхтичи скитались по предместьям и пригородным селам около Киева, и редкий, при
их бедности и тогдашней дороговизне, мог иметь кусок белого хлеба или воз сена.
Голод день ото дня достигал ужасающих размеров. По свидетельству современника,
мера или маца ржи стоила 45 злотых. Зажиточные покупали хлеб от московских
купцов, -которым царь дозволил вывоз, а бедняки пухли и умирали по дорогам и
улицам, напрасно стараясь травою и листьями поддержать существование. Это
положение усиливало буйство и мятеж s).
Между тем богатые и знатные папы вступили в свои имения с надеждою воротить
прежнее положение дел. Князь Корецкий, как только приехал в свои имения на
Волыни, тотчас велел отыскать между подданными тех удальцов, что во время
всеобщего восстания возбуждали свою братию к мятежу. «Князь, говорит современный
историк, брал пример с Тарквиния, припоминая как он сбивал маковые головки и этим
показывал, что для прочного господства надобно посбивать головы зачинщикам, и
тогда нечего бояться народа, потому что народ сам по себе бездушное тело, если нет
духа, который бы оживлял его и возбуждал к деятельности». Притом же до князя
доходило, что эти самые люди, недовольные исходом восстания, не получившие
свободы, теперь слишком громко роптали и других волновали, йх поймали, заперли в
тюрьму, а потом, по приказанию князя, посадили на кол. «Надобно показать пример
строгости на страх прочимъ», говорил князь Корецкий. Пример этот, действительно, не