Богдан Хмельницкий
Шрифт:
доверять ему и присланные к нему люди вполне безопасны. На другой день, 7-го
октября, депутаты пришли снова в лагерь.
Выговский встретил пх. Хмельницкого не было.
«Не желаете ли,—сказал писарь,— повидаться с Васнльеа Васильевичем,
главнокомандующим московского войска?»
«Мы не имеем к нему писем,—отвечали депутаты,—и, не смея преступить пределы
нашей обязанности, не можем входить в такие переговоры».
«Я советую вам,—сказал Выговский,—оказать
гостям, и соблюсти их обычай: пусть трое из вас поднесут им белого хлеба и вина,—
таков у них обычай».
Трое из депутатов исполнили это, взяли хлеб и пошли, но прибавили, что не будут
входить с ними в трактаты.
Между тем к Выговскому и к оставшимся с ним двум депутатам вошел
Хмельницкий и заговорил о состоянии Польши.
«Еще никогда,—сказал он,-—не доходила Польша до подобного бедствия; его
величество, король Ян Казимир оставил свое королевство; шведы взяли Краков; нет
более никакого войска, и я сделался теперь господином Земли Русской. Нет более
надежды полякамъ». Это было приготовление.
598
Возвратились депутаты от Бутурлина.
«Что, как принял вас Василий Васильич?»—спросил их Хмельницкий.
«Очень дурно, очень неласково,—сказали депутаты,—он от нас не принял ни хлеба,
ни вина, и требует, чтоб мы отдали город и замок и присягнули московскому царю,—и
губернатор тоже: нам это удивительно. Мы не могли дать ему никакого решения,
обещались поговорить об этом с панами».
«Так и быть должно,—сказал отрывисто Хмельницкий,—иначе не будет ничего».
«Василий Васильич требует от вас справедливого,—сказал Выговский, ударяя с
жаром кулаком по столу,—все обстоятельства должны вам показать, что Польша
потоптала права' божеские и человеческие. Польшу Бог оставил. Куда сягнула козацкая
сабля—там и козацкое владение. Город Львов, находясь под властью поляков, будет
терпеть всегдашния утеснения и католики не перестанут преследовать нашу
православную греко-русскую веру. Мы не попустим, чтоб наша вера где-нибудь была
утесняема».
В самом деле, в недавнее время львовяне могли убедиться, что полякам нельзя было
ни в чем доверять. Принужденный Зборовским договором, Ян Казимир даровал, 12
февраля 1650 года, диплом, которым предоставлял полную свободу русскому народу во
Львове, возвратил кафедры, церкви и церковные имения православным духовным и
даровал право свободного книгопечатания Львовскому русскому братству; но после
разбития Хмельницкого под Берестечком все эти права были нарушены без всякого
повода со стороны города, братство ограблено, его типографии
подарок одному придворному льстецу Студзинскому и, вдобавок, русские горожане
были в судах и в своих торговых оборотах всячески преследуемы не только
католиками, но даже иудеями.
«Позволено ли говорить нам?»—сказал тогда Кушевич, один из депутатов.
«Говорите! —сказал Хмельницкий:—говорите решительно и смело, теперь не
шуточное дело».
«Милостивый пан гетман,—сказал Кушевич,—жизнь наша в руках ваших, и если
мы воротимся в город, то должны приписать это милости вашей; но присягать на имя
царя московского не станем: мы уже раз присягнули Яну Казимиру и сохраним свою
верность, в какое бы положение судьба ни поставила нашего государя. Смеем
надеяться, что при старании вашем, милостивый пан, и войска запорожского вся
Украина снова возвратится под власть собственного государя. Если-ж мы теперь
изменим нашему законному монарху и отдадимся чужому, то вы сами, милостивый
пан, и все войско запорожское, почтете нас до крайности легкомысленными. Что
подумает сам царь московский о верности и добродетели нашей? Просим покорно вас,
милостивый пан, не принуждайте нас к тому, чего не можем мы сделать без нарушения
совести».
Выговский снова начал-было убеждать их, но Кушевич прервал его и сказал:
«Напрасно тратите время: мы ничего не скажем, кроме того, что до тех пор, пока
жив наш милостивый монарх, Ян Казимир, мы не будем присягать другому государю,
да еслиб мы из боязни поступили так, как вы хотите—губернатор и весь город не
примут этого».
599
Старшинам козацким, ценившим всегда твердость, понравилась такая решимость
депутатов.
Sitis constantes et generosi (вы постоянны и благородны),—сказал потихоньку Павел
Тетеря.
После того заговорили о современных делах. По этому поводу козаки сказали:
«Войско запорожское никогда не отдавалось в рабство московскому царю, оио за
свободу свою билось и за свободу войну против ляхов начало».
С тех пор целый октябрь шла переписка между членами магистрата и козаками.
Иесколько раз приходили к гетману депутаты и просили не приневоливать их к
присяге. Выговский, который при свидании так сильно настаивал сдаться Алексею
Михайловичу, писал тайно к Кушевичу, чтоб горожане не сдава'лись московскому
царю. Среди переговоров происходила пальба, но преимущественно от московских
людей. Козаки мало им помогали и расходились самовольно по окрестностям: они